Татьяна Титова - Несовременные записки. Том 4

Все в сравненье познается —
Утверждает мудрость древних;
И сравнивши речь Суоми,
Скажем, с речью итальянцев
(Чтоб с позиции нейтральной
Лучше крайности виднелись),
Заявить мы сможем смело,
Что на фоне благозвучья,
Признаваемого всеми
За бельканто знаменитым,
За сладкоголосьем мерным,
Музыкальностью и ладом
Выговоров италийских
«Темный коффор[всех]непприттых
И селеенноклаассых финнов»
(Так он слышался поэту
Русскому, в соседстве с ними
Жившему в начале века)
Будет точно заиканье
Иль кудахтанье ккаккое,
Или речь иннопланнетных
Спуутникоф Семли сфуцаать.

В лексиконе древних греков,
Тех, что у истоков мира
Европейского стояли
И цивилизацью нашу,
Прямо скажем, породили
(кстати, имя их столицы,
Нынешней, а также древней,
В русском языке созвучно
Слову финны вплоть до рифмы,
Чем дивиться можно много),
В лексиконе этих греков,
Что заимствован был всеми
Остальными языками
В степени весьма изрядной
(Исключенье составляет
Здесь опять язык Суоми,
Что значительно подробней
Мы рассмотрим чуть пониже),
Есть особенное слово
Для обозначенья звуков,
Что нестройной чередою
Россыпью негармоничной
Ухо раздражать горазды:
Это слово — какафонья;
И в контексте рассмотренья
Нами финского вопроса,
В звуковом его аспекте,
Сам собой приходит вывод,
Что звучанье финской речи —
Это какко-кукка-рекку —
И является той самой
Каккофоньей, коей греки,
В языке которых «phonos»
Означает «звук», «звучанье»,
Звали все…— ну как бы точно
И корректно здесь заметить? —
В общем все и вся таккоое.
(Кстати, в финском слово каакко
Означает просто «область»,
«край земли юго-восточной»,
То есть именно то место,
Где возвысились Афины).

Ну, а коль большой натяжкой
Выведенные отношенья —
Что яиц премногих стоят —
Между финским и афинским
Вдруг покажутся комуу-тто,
То уместно будет вспомнить,
Что и впрямь существовала
Эта связь вполне реально,
Пролегая по просторам
Именно земли Российской —
Тем путем что назывался
«Путь из греков во варяги»
Или из «варяг во греки» […]
Раз коснувшися ирландцев
И в эпическом размере,
То есть слогом Калевалы
Говоря о финских людях,
Невозможно не отметить,
То, что в эпосе ирландском,
В кельтском том языкозданье,
Есть герой, сказитель славный,
Имя коему, по-кельтски,
Было Финн, с великой буквы
(И ирландского «финноза»,
В скобках надобны заметить
Мы еще коснемся речью,
Дале говоря о финнах,
Как о Гекль-Бери Финнах,
То есть Кеккель-Перри Финнах
И о финнах настоящих,
Эмигрантах из Суоми —
В творчестве американских
Классиков литературы
Фолкнера и Фицджеральда,
А не только Марка Твена). […]
Но софсеем парааттокссаальным,
Если не паранормальным
Выглядит тот факт, что финны,
Будучи сынами моря,
Северных земель сынами,
В близости от льдов полярных,
Проживающими купно,
Не дали людскому роду
Ни одной звезды полярной,
Фигурально выражаясь.
В простоте ж сказать — в Суоми
Не было, как у норвежцев,
Их соседей самых ближних
По арктическим широтам,
Иль у шведов захребетных,
У датчан или у русских —
Тех безумцев бесподобных,
Что б в сплошные льды ломились,
Вечный Север покоряли,
И стяжали б себе славу,
Сходную со славой Амунд-
сена или Седого,
Беринга или Нансена,
Иль кого-нибудь другого —
Братьев Лаптевых, хотя б.
Как понять такое диво,
Как постичь такую небыль,
Зная верно то, что финны —
судя по большому спорту
(Речь о чем подробно — ниже) —
Превосходят все народы
По выносливости долгой,
По терпению без стонов,
По упорству без бравады?!..

Но, однако, далеконько —
Точно Амундсен на льдине
Или Нансен во скорлупке
Во ореховой, во Фраме,
Своем прочно-круглобоком,
Своем бойко-ледоплавном,
В храме очень остроумном
Дерзости своей полярной —
Отнеслись, отдрейфовали
Далеконько мы от дома,
Бытия, как немец Хайдег-
гер-философ,
Жизнь свою по-фински прожив,
Сиднем сидя во избушке,
Что в местечке Тодтнаумберг
Прочно-бережно стояла,
Называл язык немецкий —
То есть вообще язык народов
Многих, с древних греков самых,
Коль судить по переводам…

Очень, очень далеконько
От избушки, от финдлянской,
От родимейшего дома,
Да от сауны прительной
Отнеслись мы русской мыслью —
Надобно уже вернуться
К финской речи несравненной,
Униккаальной средь народов,
Что Европу населяют:
Есть еще куда как много
И чего сказать о сути,
О глухой согласной тайне
И о полногласной течи
Однотонной финской речи,
Монотонной финской были
О ее сермяжной правде —
Как нам Хайдеггер великий,
Жизнь свою по-фински прожив,
И умерши на девятом
На десятке лет покойно
С дзэнским мирровосприятьем,
Выражаться дал завет. […]

(Коль уж речь коснулась линзы,
То оптическим прицелом,
Оптики волшебной силой,
Как магическим кристаллом
Мы воспользуемся ловко
Для мгновенного наезда
На ужасные событья,
Что разыгрывались бурно
На границе на финляндской
Меж СССР и Суоми
С декабря тридцать девято-
го по март сорокового года
Нынешнего же столетья —
Те событья, что в России
Названы Войною Финской,
А по-фински, во Суоми
Помнятся как талвисота —
То есть «Зимние сраженья».

То была за всю исторью
Суоми миролюбивой,
Суоми не деепричастной
Европейским всем раздорам,
Великодержавным склокам,
Единичная кампанья
И единственная битва,
Где бы финны ополчились,
Выступив единым фронтом
Против злобного соседа —
Сталинской военной мощи —
Посягнувшего чванливо
На кусочек территорьи
На Карельском перешейке
И мгновенно получивше-
го отпор такой суровой,
Что подписан был тот час же
Мирный договор с Суоми,
Чьи условья, урезая
Земли финнов на бумаге,
Прославляли их же твердость
И характер их особый,
Мужество простых хозяев
Поднимали до признанья
Их во всем свободном мире
И до самоосознанья
Финнами себя как финнов.

И, пускаясь в отступленье —
Что лирическим зовется,
Хоть по сути по глубинной
Может быть вполне военным —
Мы не может не отметить,
Что аттакка на Суоми
Той зимой морозно-лютой
Есть со стороны России —
Этой суперсверхдержавы,
Чьей провинцией Суоми
Мирно числилась когда-то,
Да, России, даровавшей
Щедрою своей рукою
Независимость Суоми
После красной революцьи —
Есть подлейший из подлейших
Акт лихого вероломства,
За который через год уж
Вся гигантская Россия
Поплатилась нападеньем
Гитлеровской зверской мощи
И не три коротких ме-
сяца была врагом губима,
Но четыре долгих года,
Из последних сил, теряя
Миллионы населенья,
Билася, куя победу
И терпя одни лишенья
За лишение нефинно-
сти, сказать бы можно,
Маленькой своей соседки,
Скромной северной колдуньи,
Неприметной чародейки,
У которой даже песен
С роду не было военных,
У которой даже эпос —
Чудо-книга Калевалы —
Был сугубо трудовым.