Анна Каменова - Вблизи Софии

— Кто этот Младен Зарев? Имя как будто знакомое, — спросила Фани.

— Нет, — Тошков пренебрежительно махнул рукой. — Наверняка вы его не знаете. Отец его был, кажется, столяром. Он говорит — краснодеревщиком. Фантазер. И весьма себя переоценивает. Да, он из этих — из энтузиастов.

— А девушка? — полюбопытствовала Фани Загорова. — И она инженер?

— Да, и какой интересный инженер! Вскружила немало голов в проектном отделе. И не только умом взяла. Что за фигурка! А ножки!

— Не очень-то я верю в ученых женщин, — откликнулась Перка, презрительно поджав губы.

— Право, девушка очаровательна, мадам Перка.

— Инженер Тошков, до сих пор я доверяла вашему вкусу. Но вы меня разочаровываете. Ум и красота несовместимы, — Перка вызывающе засмеялась.

— Исключение передо мной, мадам, — преувеличенно любезно сказал Тошков и слегка поклонился.

С кокетством, больше подходившим ей лет десять назад, Перка погрозила пальчиком:

— Вы неисправимы, инженер Тошков. Если вы идете, я с вами. Нам, кажется, по пути?

Толстяк не пошел с ними. Он молча раскладывал пасьянс и, казалось, был полностью поглощен этим занятием. Дора села рядом с отцом, стала рассказывать ему о своих тревогах.

— Что тебе сказать, Дора? Не верю я в эти большие строительства. Нужны средства, организация. Страна у нас маленькая. И народ недисциплинированный. Другое дело — немцы, англичане. По-моему, шум, поднятый вокруг этих строек, больше нужен для пропаганды.

— Но ты слышал, что сказал инженер Тошков? Уже назначают инженеров. Теперь Траян совсем расстроится. Он что-то мне говорил о постановлении, да я не придала этому серьезного значения. А потом смотрю — опять он вытащил на свет божий свою заветную зеленую папку. И снова принялся за расчеты.

— Не увлекайся, Дора. Мало ли дел сейчас начинают! А вот кончат ли? Только тратим попусту средства.

Не докончив пасьянса, толстяк принялся нервно тасовать карты.

— Не мое дело вмешиваться, но не могу спокойно вас слушать. Ни в коем случае инженер Евтимов не должен работать с этими людьми. Разве вы не слушаете радио? Такое положение у нас не долго протянется, не может долго продолжаться. Нас не оставят. Война разрушит все эти планы и намерения, даже если «они» искренне верят в их осуществление. Увидите, что произойдет в октябре. С нас довольно одной атомной бомбы.

— Нет, нет, — ответил доктор Загоров, — не верю я в ваши сроки. Больше трех лет, с тех самых пор, как произошли перемены, вы только тем и живете, что обманываете себя какими-то сроками. Не принимайте желаемого за действительность! Давайте посмотрим правде в глаза без предубеждений. Конечно, и мне хотелось бы сохранить клинику и иметь верный доход. Но дело теперь не в том. Надо принимать жизнь такой, как она есть. Я привык смотреть на вещи трезво и реально.

— Так, так, реально, говорите. Но что же реальнее, чем война в Корее? А это начало. Неужели вы думаете, что американцы не сомнут какую-то там Корею? Да это для них небольшая экскурсия!

— Я, собственно, не берусь разрешать мировые проблемы, — возразил Загоров.

— Но они связаны с нашими, — прервал его толстяк. — И особенно с нашими доходами.

— Да, с вашими. Но нам важнее сейчас знать, что выгоднее Траяну. По-моему, Дора, не стоит ему связываться с этим водохранилищем. Еще вилами на воде писано, будет ли оно строиться. Того и гляди не найдут средств и тогда, конечно, в первую очередь сократят Траяна, как беспартийного. Припишут ему какую-нибудь ошибку. А уволят — потом трудно будет поступить на другую работу. Ведь никто не поинтересуется, за что его в действительности уволили. Я считаю, ему лучше идти в строительную кооперацию.

Толстяк утвердительно кивнул.

— Нет слов, в кооперации вашему супругу будет лучше. Не стоит впутываться в их стройки. Ненадежное дело. Но самое важное: не следует связываться с этими людьми. Пусть наши специалисты стоят в стороне. Да, в стороне! — его хриплый голос понизился до зловещего шепота. — Пусть не помогают им. Пускай те сами выкручиваются. У них ведь нет своих кадров, и ничего поэтому у них не выйдет.

— Ну, нет! Тут я с вами не согласен, — осадил его Загоров. — Разве мы враги? Это не чужая нам страна. Можно не одобрять режим, но все-таки это строят у нас на родине.

Если бы не толстяк с его ненавистью во взгляде и неприятным голосом, с лицом, налившимся кровью от душившей его злобы, Дора, может быть, и не стала бы так резко возражать отцу.

— Дело в том, — сказала она и повернулась спиной к толстяку, — дело в том, что Траян не хочет оставаться в стороне. Напротив. Всю жизнь он мечтал об этом строительстве. И теперь, когда наступают горячие дни, когда строится его водохранилище, да, именно его водохранилище, вы хотите, чтобы его не было там, чтобы он остался «в стороне»? — Дора повторила интонацию и жест неприятного ей человека. — Когда наконец появляются люди и власть, которые осуществляют его мечту, он не может стоять в стороне и смотреть, как его водохранилище создается чужими руками.

Дора забыла, что пришла просить отца помочь ей убедить Траяна отказаться от его «фантазии».

Однако толстяк не хотел так легко сдаваться. Со свойственным ему высокомерием и показной галантностью он опять вмешался:

— Помните, моя дорогая: красивая женщина всегда имеет власть над мужчинами. Даже над собственным супругом. А вы притом еще и умны, так что легко найдете способ повлиять на него.

— А я не хочу ему мешать. Как раз напротив. Я с ним полностью согласна. Уверена, что они обратятся к нему.

— Напрасно вы так уверены. Прошлое инженера Евтимова не так уж безупречно. Я хочу сказать — с их точки зрения.

Прошлое Траяна? А что в нем? Работал на гидростанции, потом на строительстве, был на частной работе. В чем могут его упрекнуть? Уж не в том ли, что какое-то время он был представителем шведских фирм? Но ведь это происходило как раз в те годы, когда сам он не мог предпринять никакого строительства, а правительство не доверяло ему, подозревая в симпатиях большевикам. Что же имеет в виду этот неприятный человек?

А тот вовсе ничего и не имел в виду. Просто ему было важно заронить зерно сомнения в душу Доры, поколебать ее уверенность в правоте Траяна, заставить ее помешать этому способному инженеру принять участие в новом строительстве. Он счел, что это ему вполне удалось, и покинул дом Загоровых весьма довольный собой.

В дверях он учтиво раскланялся с двумя входившими девушками. Одна из них была Юлька, младшая дочь Загоровых, — высокая девушка с бархатными карими глазами, затененными густыми подкрашенными ресницами.

— Боже мой — Олечка! — воскликнула Фани Загорова, увидев, с кем пришла дочь. — Наконец-то! А мы уж думали — совсем ты нас забыла!.. И как ты похорошела! Какая стала элегантная!