Анна Каменова - Вблизи Софии

— Папа всегда выполняет на сто процентов, — сказала Иринка.

— А мой на двести, — и Борко показал на стрелку. — Лучше моего папы никто не работает.

Люди проходили мимо быстрым шагом. Некоторые бежали. По направлению к шахте пронесся грузовик. Но Дора и Светла ничего не замечали, заглядевшись на ребятишек.

Светла весело рассмеялась. Но вдруг смех ее оборвался. Она испуганно схватила Дору за руку:

— Что-то случилось!

На дороге все чаще появлялись бегущие люди. Мелькнул белый халат медсестры. Главный инженер прошел, не поздоровавшись. Женщины посмотрели друг на друга глазами, полными ужаса.

— Траян был у главного инженера, — удивилась Дора. — А что если от него он пошел в туннель?

Голос ее осекся. Губы дрогнули.

Обе побежали вниз. У входа в туннель суетились люди, тащили лопаты, кирки, тачки. Среди шума и крика можно было разобрать отдельные восклицания:

— Людей засыпало! И инженер там!

— Какой инженер? — беззвучно спросила Дора. Отчаяние придало ей силы. Она стала яростно прокладывать себе дорогу в толпе. Какой-то рабочий возбужденно рассказывал:

— Я первый услышал, что начался обвал. Сказал инженеру Зареву, он был там с Таневой. Она пошла к выходу, но потом вернулась за ним. И тут раздался страшный треск. Я бросился к выходу. Меня камнем по руке ударило, даже рукав разорвался. Вот, смотрите. И Павел со мной был. Он упал, еле-еле я его успел вытащить. Теперь его увезли в амбулаторию: в голову ранило. Ведь говорил же я, что случится несчастье. У меня на этот счет глаз наметанный. Уж сколько лет в шахте работаю!

И только теперь Дора увидела Траяна. Она его едва узнала. Усталое, постаревшее лицо. Дора взяла мужа под руку, прижалась к нему:

— Траян! — прошептала она.

Он нервно вырвал руку.

— Оставь меня! Разве ты не знаешь? Людей засыпало. И Ольга там.

Услышав про обвал, Траян бросился сюда. По дороге дедушка Гьоне сказал ему, что Ольга и Младен остались в туннеле.

— Ты сам видел, как они вошли туда? Ты уверен в этом?

— А как же? Я ждал инженера Младена, надо было с ним потолковать. А они тут как тут. За руки взялись, бегут и смеются. Молодость! Да, вот так-то человек и не знает, что его ждет, когда придет его последний час…

Значит, все это обман. Как он мог так заблуждаться? Эта зеленая поляна, молодость, цветы опьянили его. Он вообразил, что она говорила о нем, но свой букет Ольга нарвала для Младена. А он, безумец, чего-то ждал!

Траян не спрашивал, все ли живы, да никто бы и не смог ему ответить. Он прислонился к стене, в кармане зашуршала бумага. На ней только час назад, ожидая глазного инженера, он писал Ольге. Слова сами просились на бумагу, ему хотелось признаться ей, прежде чем она уедет в Софию. А они в это время шли, взявшись за руки, и смеялись.

Траян видел, как колеблется обеспокоенное человеческое море. Доносились крики: «Еще землекопов надо!», «Давай сюда!», «Возьми тачку!», «Лампы, лампы карбидные приготовьте…» Распоряжения были противоречивые, путаные. Но он не вмешивался. Ему представлялась Ольга и рядом Младен. Вспомнил, как однажды погас свет в туннеле. Ему так хотелось тогда обнять девушку.

А если их засыпало? Как он может стоять сложа руки? Кровь бросилась ему в голову. Он снял мешавший ему пиджак, швырнул его на руки Доре и стремглав бросился в туннель. Прежде всего он проверил, в порядке ли вентиляция, потом велел постучать по трубе. По ответному стуку поняли, что люди живы и слой обрушившейся породы не очень плотен: стук слышался довольно отчетливо.

Траян расставил людей, организовал вывоз породы. С других объектов прибыли вагонетки (те, что обслуживали туннель, остались там, за обвалом).

— Роемся, как кроты, а все, видно, напрасно, — ворчал какой-то рабочий. — И геологи приходили, и инженер-начальник, а что получилось? Засыпало людей. Копаешь, копаешь, а потом порода обрушится и начинай все сначала.

— Кто занимается разговорами, пусть лучше убирается отсюда! — прикрикнул Евтимов. — Нам бабы не нужны. Люди ждут от нас помощи, а не пустой болтовни. Ты что стоишь, разинув рот? — обернулся он к побледневшему, как полотно, парню. — Только другим мешаешь…

А парень лишь теперь начал приходить в себя. Он не видел, как принялись расчищать породу и нагружать вагонетки. Он смотрел в одну точку, словно пытался разглядеть, что происходит там, за глыбой обрушившейся породы. Там остался Димитр. Совсем недавно они были рядом в забое. «Ловчее, ловчее, Данко», — приговаривал Димитр. А Данко, заслышав первые глухие удары, испугался: «Не могу. Уйду. В туннель никогда больше не спущусь. Уеду я с этой стройки. Как ты можешь к этому привыкнуть?» Димитр в ответ засмеялся: «Эх, ты, трусишка. Работай-ка получше. Нечего стенку подпирать! Погремит и перестанет, а если обвал начнется, убежим. Не впервой, привыкли. А со стройки лично я ни за что не уйду, пока не пророем туннель, пока не пойдет по нему вода. Хочу видеть, для чего я работал…» И вот теперь Димитр остался там. Его засыпало в забое…

Данко неожиданно успокоился. Выхватил лопату из рук рабочего и изо всех сил стал откидывать землю. Он заметил, что у левой стенки туннеля порода рыхлее, и начал осторожно копать. Но порода словно оживала — снова и снова закрывала она прорытое отверстие.

— Здесь, товарищи, здесь надо рыть! — кричал Данко. — Давайте крепления…

Траян чувствовал себя виновным, что не сразу организовал спасательные работы, ни на минуту не выходил из туннеля. Инженеры, бригадиры, проходчики сменялись. Один Траян оставался на месте. Только к вечеру следующего дня, увидев, что сверло пробило последнюю перемычку породы и его подхватили с той стороны, Траян разогнул спину и засмеялся, услышав голос Момчила:

— Эй, друзья! Давайте скорее, а то мы прогуляли сегодня смену. У нас все живы. Только голодны, как волки.

— Дора, — позвал Траян. Он хотел, как всегда, поделиться с ней своей радостью.

Но ее никто не видел.

Дора не спала всю ночь. Поверх одеяла она набросила на себя пальто, но не могла никак согреться. Так вон он каков, настоящий Траян, ее первая и единственная любовь, человек, которому она верила, как самой себе! Правдивый Траян, за честь которого она могла бы поручиться головой. Мужчина, которому она отдала свою молодость, радостями и скорбями которого жила. Каждый день с ним, все ее заботы, все помыслы неотделимы от него. Она стала его тенью, его эхом. И никогда не подозревала, что он думает о другой женщине. Одно время он настойчиво звал ее на строительство. Может быть, он страшился себя и искал в ней поддержки? Может, чувствовал опасность, угрожавшую ему, и думал, что своим присутствием она предотвратит это? Потом перестал ее звать. А когда она сама стала говорить о своем приезде, он переводил разговор на другую тему или старался убедить, что ей там не понравится. А она, глупая, и не подозревала ничего, обнимая его все с той же преданностью и любовью.