Анатолий Чмыхало - Дикая кровь

Земля делилась на четыре аймака: Алтырский, Езерский, Алтысарский и Тубинский. Во главе ее стоял алтысарский князь, кочевья которого были по быстрым Июсам, у бурного слияния их, и считались теперь центром всей Киргизской земли.

В то лето начальным князем енисейских киргизов был Ишей, сын Номчи. В молодости его называли в степи грозой русских, он много раз ходил войною под Красноярский, Томский и Кузнецкий остроги, дочиста разорял ясачные подгородные волости, угонял к себе полоняников и тучные табуны коней. И не было в суровом сердце Ишея жалости, когда в битвах лилась кровь, потому что он сам нетерпеливо жаждал крови, выискивая добычу, как голодный орел, парящий над степью.

Но за последние годы русские укрепились на Енисее, а помогавший Ишею в борьбе с ними контайша Богатур, верховный правитель Джунгарии, что кочевал в Великой монгольской степи за Саянами, заметно ослаб, понеся сокрушительное поражение в боях с кипчаками. Почуяв слабость давнего врага — джунгар, или, как их еще называли, черных калмыков, глава государства Алтын-ханов Гомбо Эрдени запугивал киргизов опустошительными набегами, вынуждая их постоянно платить дань — албан.

Ишей давал клятвы на верность — шерть — всем своим соседям и тут же легко нарушал их. Усиливались русские — Киргизская орда посылала ясак им, приходили за албаном джунгары и люди Алтын-хана — они сполна получали свое. Но русским тогда уже ничего не оставалось, русские гневались на Ишея.

В гости к Ишею неожиданно явилась старая княгиня Абакай с сыном Табуном и внуками. Улус Ишея стоял на берегу искрометного Белого Июса, где река, словно пытаясь запутать свои торопливые следы, делает замысловатую большую петлю у священной горы Онно. Улус был невелик: два десятка юрт выбежали на край ковыльной степи, уже пожелтевшей от зноя.

Ишей спокойной трусцой объезжал свои приречные пастбища и издалека увидел плывший в ковылях со стороны осинового лога караван, впереди которого на двугорбом, богато убранном верблюде мерно, как будто отсчитывая верблюжьи шаги, покачивалась киргизская княгиня Абакай, вдова мудрого Кочебая, когда-то делившего власть над степью с Ишеевым отцом Номчей и с самим Ишеем. Рядом с верблюдом, едва сдерживаемый всадником, приплясывал тонконогий мухортый иноходец Табуна, князец что-то горячо говорил матери, показывая рукояткой плетки на гору Онно с каменным сундуком на вершине. Об этом сундуке рассказывали в народе, что на нем в поздний вечерний час, когда жарко пламенеет заря и проблескивают первые звезды, любит отдыхать бог неба, отсюда он то и дело рассылает послушных духов по всем окрестным улусам, а духи те верно служат шаманам.

Ишей облизнул сухие полынные губы и гортанным окриком поторопил коня, направляя его по выбитой скотом тропке вдоль берега, встречь каравану. Заметили гостей и в улусе: от юрт, вздымая красную глинистую пыль, отделилась шумная стая всадников, сопровождаемых сворой свирепых псов. В низко припавшем к волнистой гриве коня головном всаднике Ишей сразу узнал своего второго сына — крепкорукого и храброго сердцем Иренека. Кому еще придет на ум так бешено скакать по степи в самую жару! Иренеку уже тридцать с лишком, родился он, помнится, в год Человека здесь же, на берегу золотоструйного Белого Июса. Если бы он не был так опрометчив, так сумасшедше горяч, его Иренек! Если бы умел сдерживать свой гнев! Может, тогда бы спокойно закрыл усталые глаза и умер старый Ишей.

А Иренек, завидев в степи отца, думал о многих ветрах, что ошалело слетаются на Июсах и, как драчливые бараны, курчавыми лбами бьются у порога белой юрты Ишея: ветер с верховий Черного Июса — от джунгар, с Белого Июса — от монголов Алтын-хана, ветер с севера — от казаков Белого царя. Ветры несут отовсюду гулкий топот конских копыт и яростный звон мечей.

Киргизам, чтобы выжить, нужно держаться сильного. Отец сорок раз прав, изменяя шерти, но он по природе своей недостаточно властен и решителен, чтобы снова и снова смертельной лавиной обрушить на русских все улусы Киргизской орды, все равно с кем — с Алтын-ханом ли, с контайшой ли джунгарским. Союз с русскими Иренек всегда отвергал напрочь. Русские — не кочевой народ, у них не восточные, а совсем другие обычаи, русские забирают себе кыштымов — киргизских данников, — заставляют скотоводов и охотников пахать землю. Но известно, что земля кормит слабых, а сильного кормит слабый, как неразумные овцы кормят волка.

Ишей первым подъехал к пышному каравану княгини, потому что был почти втрое ближе к нему, чем Иренек с улусными парнями. Не сходя с разомлевшего от жары коня, он кивком сдержанно поприветствовал почтенную Абакай:

— Да будет жизнь твоя вечной, мудрейшая княгиня!

Она коротко взглянула на него колючими подслеповатыми глазами и ответила по-монгольски:

— Минду. Здравствуй.

Ее маленькое лицо было так же серо, пепельно и так же смято, как ее заношенный древний халат, слегка припорошенный степной пылью. В этой низенькой, злой и сухой старухе вряд ли кто теперь смог бы узнать родную сестру могущественного правителя Джунгарии Хара-хулы, некогда красивую, отменно умную и гордую. Нет, ничего уже не осталось у нее от прежнего, разве что змеиная хитрость еще жила в ней, и Абакай часто, может быть, даже слишком часто, пускала ее в ход.

Родовитую бабку сопровождали в поездке отважные и честолюбивые внуки. Приметив в степи стремительно приближающийся столб пыли, они с пронзительными криками пустили коней вскачь и через каких-нибудь полверсты встретились в ковылях с Иренеком, лихо осадив взмыленных степных скакунов. Табун, из-под ладони следивший за этой бешеной скачкой, нетерпеливо ерзал в скрипучем седле и, гордясь племянниками, посмеивался в редкие, узкой подковкой усы:

— Они пройдут там, где никто не может пройти, и их лошади проскачут там, где ни одна лошадь не может проскакать.

Травы пахли жарко и пряно. А от реки наносило свежестью проточной воды и прибрежного тальника. И всадники невольно прижимали коней к извилистому, местами размытому берегу.

Хозяин улуса, как и полагалось, сразу заговорил с Табуном о скоте, о предстоящих перекочевках. Щурясь на палящее солнце, Табун поправил притороченную к седлу длинноствольную пищаль и неторопливо, как бы взвешивая слова, ответил:

— Наделенный светлым умом знает, откуда берутся реки и как растут седовласые ковыли. Но даже он вряд ли скажет, где зимует добрый бог Кудай и куда надо кочевать, чтобы быть поближе к нему.

— Кудай разыщет того, кто ему нужен, на Кудая работает тысяча духов, — твердо сказал Ишей, пальцами поглаживая жидкий клочок бороды.

Улус захлопотал. В приречной, уходящей к далеким горам равнине лилово задымили кизячные костры. Забегали у юрт голые шустрые ребятишки, запрыгали, играя с ними, мохнатые волкодавы.