Эмма Скотт - Не дай мне упасть

Она наклонилась ближе, и я обнял ее.

– Ты уверена? – спросил я.

– Нет. Часть меня думает, что это худшая идея в мире. Но другая половина не представляет, как можно не рассказать им. Как они могут жить, не зная, что стали бабушкой и дедушкой? – Она покачала головой. – Мне это кажется неправильным.

«Им, вероятно, наплевать на это».

Она шмыгнула носом и села, ее глаза светились надеждой и страхом в равной степени.

– Твоя мама так обрадовалась. Она обращалась со мной, как с родной дочерью, и я хочу этого от своих родителей. Я должна это сделать. В последний раз. Если они все еще не захотят, чтобы я приехала к ним с ребенком, то это все. – Она тяжело выдохнула, поникнув. – Я что, сошла с ума, раз делаю это снова?

Я не знал, что ответить. Она не сошла с ума, но меньше всего мне хотелось, чтобы ей причинили боль. Хотелось защитить Кейси от еще одного оскорбления со стороны ее мудака-отца.

«Но она старается, – подумал я, крепко обнимая ее. – Она делает следующий шаг и кладет все фишки на стол. Точно так же, как она поступила со мной после Джоны».

Я вытер ее слезы тыльной стороной ладони.

– Это чертовски храбро. Если они снова отвернутся от тебя, то это их потеря, и пошли они…

Кейси шмыгнула носом и слабо улыбнулась.

– Обещай, что не будешь бить моего отца, если он окажется козлом.

– Я изо всех сил постараюсь не сделать этого.

– Я люблю тебя, Тедди, – прошептала она, уткнувшись мне в грудь. – И с гордостью представлю тебя им. Я люблю этого ребенка и ту жизнь, которую мы создаем. Я хочу, чтобы мои родители стали частью этого.

– Я тоже, Кейс, – сказал я, целуя ее в макушку, – больше всего на свете я хочу этого для тебя.

На следующий день мы вылетели в Сан-Диего, взяли напрокат машину и отправились в Мишн-Хиллз, где жили Доусоны.

– Вон тот, – указала Кейси на синий двухэтажный дом с белой отделкой и отпустила мою руку. На подъездной дорожке стоял зеленый «Субару». – Дежа-вю, – пробормотала она, – именно так мы с Джоной и поступили, когда приехали сюда. Следили за домом из арендованной машины, наблюдали, как они выходят на улицу.

– И вы их не остановили?

Она покачала головой, не сводя глаз с дома.

– Они выглядели слишком счастливыми. Я не хотела все испортить. Мы остались в машине, а они уехали.

– Они никогда с ним не встречались, – констатировал я.

Грустно улыбаясь, она покачала головой.

– Я сожалела об этом, – призналась Кейси. – Теперь думаю, что это имело смысл. Возможно, мы с Джоной не вышли из машины в тот день, потому что он и я… у нас был прекрасный короткий роман, всего несколько месяцев. И все. Но ты, Тедди. Ты – тот человек, которого я собираюсь представить родителям. Ты – моя вечность. Вот почему мы сегодня выйдем из машины.

Я на мгновение задержал на ней взгляд, затем перегнулся через сиденье, чтобы обнять ее лицо и поцеловать.

– Мне нравится, какая ты храбрая, – прошептал я ей в губы.

– Храбрая? Посмотри на это. – Она подняла трясущиеся руки.

– Как только будешь готова, скажи.

Я почувствовал, как Кейси глубоко вздохнула.

– Сейчас или никогда.

Мы вышли из машины, но едва она захлопнула дверцу, снова остановилась.

– Боже, – прошептала она, – а что, если они не примут меня?

Мое сердце слегка дрогнуло.

– Тогда это их потеря, детка. Ладно?

Она кивнула и выдавила из себя улыбку. Мы подошли к входной двери, Кейси крепко держала меня за руку. Она потянулась к звонку, зажмурилась и нажала на него. Внутри раздалась трель, и она придвинулась ближе ко мне.

Послышались шаги, повернулся замок, и дверь открыла женщина лет шестидесяти пяти. Каштановые волосы с проседью касались ее плеч и падали на лоб. На ее губах играла вежливая улыбка в течение одного удара сердца, прежде чем в серых глазах мелькнуло осознание.

И ее улыбка сползла с лица, словно маска, оставив после себя неприкрытый шок и даже какой-то ужас. Не радость. Не удивление. Не любовь.

«Черт бы тебя побрал», – подумал я. Мое сердце снова разрывалось. Рука Кейси обмякла в моей руке, и я увидел, как моя храбрая девушка выдавила улыбку несмотря на боль.

– Привет, мам.

Я считала секунды между своим приветствием и ответом матери. Когда дошла до восьми, она моргнула, словно выходя из транса. Рукой она вцепилась в пуговицы кардигана. А я мечтала, чтобы ее руки потянулись ко мне и обняли, как она делала, когда я была ребенком, и отца не оказывалось рядом. Потому что нельзя было, чтобы он это видел. Мне хотелось подлететь к ней, обнять и вдохнуть.

– Кэсси, – прошептала она. На долю секунды ее глаза наполнились слезами, а на губах расцвела шокированная улыбка. Сердце воспарило от надежды, и тогда она слегка встряхнулась, собираясь с мыслями. – Что ты здесь делаешь?

– Что я здесь?.. – тупо повторила я, и меня покинула надежда.

«Я твоя дочь. Вот что я здесь делаю».

Я почувствовала, как Тео сжал мою руку, и это придало мне сил.

«Оставайся здесь».

– Мы давно не виделись, мама. Я здесь, чтобы навестить тебя и папу. Это мой парень, Тео. Тео, это Линда. Моя мама.

Мамины глаза метнулись к Тео, стоящему рядом со мной в обычной темной футболке и джинсах. Она оглядела его мускулы, татуировки, легкую щетину, и ее рука крепче сжала свитер.

– Приятно познакомиться, миссис Доусон, – проговорил Тео ровным и сухим, как пустыня, тоном. Он не протянул руку для рукопожатия, возможно, догадавшись, что мама не примет ее. Это было правильно.

– Мы можем войти? – спросила я, ненавидя себя за то, что приходится спрашивать.

Мама оглянулась через плечо.

– Прямо сейчас? Я не знаю…

Я стиснула зубы так сильно, что казалось, они вот-вот раскрошатся, вдохнула через нос, чтобы успокоиться и набраться мужества и спокойствия.

– Мама, я не видела вас с папой почти семь лет. Ты перестала отвечать на мои звонки почти год назад. Мне хотелось тебя увидеть. Вы мои родители. А я – ваша дочь. Я твой… ребенок.

Мой голос начал ломаться, и я сделала успокаивающий вдох. Мама двадцать четыре года делала все, что скажет отец.

Пусть теперь она выслушает меня.

– Ты впустишь меня, и мы немного поговорим. Ты, я, Тео и папа. Прямо сейчас.

Мама еще мгновение смотрела на меня, а потом резкими, нервными движениями распахнула дверь и отступила в сторону, пропуская нас внутрь.

Тео еще раз сжал мою руку и, посмотрев на него, я увидела гордость в его глазах. Один этот взгляд придал мне сил. И смелости войти в дом детства впервые за семь лет.

От знакомых запахов и звуков на меня со всех сторон обрушились воспоминания. Теплая корица, отцовский одеколон, маленькие корзиночки с ассорти, которые мама держала в каждой комнате. Мебель не изменилась. Обои в прихожей оставались все те же, белые с крошечными голубыми цветочками, и я все еще могла видеть карандашные отметки, где мама измеряла рост, когда я была маленькой. Послеполуденный солнечный свет струился из большого окна в столовой и падал на старый ореховый обеденный стол.