Ольга Меклер - Где находится край света

Она по-прежнему была очень хороша собой и пользовалась огромным успехом у мужчин, но серьезные отношения как-то не складывались. Не было того, в ком хотелось бы раствориться, кому в радость было бы стирать рубашки и варить борщи.

Вряд ли это было следствием горького привкуса первой любви: обида на Сережку давно прошла, остались светлые воспоминания, прекрасные, нежные и немного грустные. Но кто же захочет обыденного, даже хорошего, однажды познав лучшее? Кто согласится ползать, узнав, каково это – летать?! А Ира была убежденной максималисткой.

Когда родилась внучка, ее жизнь наполнилась совершенно иным, новым смыслом. Более сумасшедшей бабушки свет не видывал: Ира оставляла в «Детском мире» всю зарплату, нянчилась с малышкой, обвязывала и обшивала ее, занималась, водила в кружки. Их Никуша лучшая, и все у нее должно быть самое-самое!

Даже материнство в свое время не принесло такого счастья. И «Динка», любимая осеевская «Динка»! Ника подрастет и обязательно полюбит ее так же!

Она научилась радоваться тому, что есть: семье, дому, работе, друзьям, просто жизни. Полюбила тихие семейные вечера, проводимые за чтением и рукоделием. Приходило понимание, что судьба была достаточно щедра к ней, наделив умом, внешностью, массой талантов, а самое главное – такими близкими. И что человеку, в общем-то, больше ничего и не надо.

Его жена написала первой. Представилась. Честно объяснила, что очень много лестного слышала об Ире от мужа, что будет рада, если их общение возобновится.

Просто общаться не получалось – слишком много эти двое всегда значили друг для друга. Они не могли наговориться, рассказывая каждый о себе, вспоминая, будто видя один в другом свое отражение. Теперь уже в полноценных соцсетях. О том, что будет дальше, старались не думать и тему эту обходили стороной. Им просто было хорошо, и счастьем было осознавать, что они друг у друга есть.

Лиля сгорела быстро, за каких-то десять дней. И Ира, абсолютно чуждая каких-либо хищнических инстинктов, искренне переживала и до последнего молилась за ее здоровье. Ей было невыносимо жаль и эту незнакомую женщину, и растерянного и подавленного Сергея. И показалось разумным и человечным дать ему прийти в себя.

Переписка возобновилась через год, и теперь уже он настойчиво заговорил о встрече. А она вдруг поняла, что панически этого боится…

5 февраля 2016 года Ира сидела в своей уютной кухоньке с любимой подругой. Девушки скромно праздновали день рождения хозяйки и увлеченно вспоминали минувшие дни. А вспомнить им было что! Сколько пережито вместе… А главное, именно Ленка была самым благодарным слушателем откровений, касающихся Сережки, потому как училась с ним в одном классе. Ирин рассказ близился к кульминации, когда под окном раздался свист. Гостья выглянула в окно, и лицо ее приняло слегка удлиненную форму.

– Ивин! – почему-то почти прошептала она.

– Гонишь! – одними губами, еле слышно, потому что горло сжал спазм, произнесла именинница.

– Да ей-богу! Сама посмотри!

Могла бы и не отвечать. Она уже и так знала, и сердце выскакивало из груди, торопливо выстукивая: не-го-нит-не-го-нит! Но как же трудно, оказывается, бывает поверить в чудо! Как тяжело сделать к нему два шага! Два шага на ватных ногах, которые показались ей вечностью…

Он стоял под окном и улыбался. Той самой безмятежной улыбкой, которую она помнила все эти 30 лет.

22 апреля 2016 года Домодедовским отделом ЗАГС Московской области был зарегистрирован брак между гражданином Ивиным Сергеем Юрьевичем и гражданкой Неволиной Ириной Владимировной.

февраль , 2017

Мелодии – громко сказано, наверное. Их просто не передать, этих ощущений детства – звуков, запахов, невесомым шлейфом сопровождающих нас по жизни, так часто возвращающихся во сне, вызывая щемяще-сладкую тоску. И все же, как бы далека ни была я от музыки, это именно мелодии. Мелодии из старых кинофильмов 60-х – начала 70-х. Именно так, кинокадрами, мелькают перед глазами картинки из того волшебного времени…

Баку… Так тепло и по-домашнему уютно не может быть ни в одном другом городе. Эти солнечные дворики, иронично-любовно названные кем-то итальянскими! Они были непрестанно наполнены детворой и гортанными криками соседок. Здесь все знали друг о друге все. Вердикты высшего суда справедливости выносились тут же – обличительные и защитные речи разносились прямо с балконов, благо времени у прокуроров и адвокатов было предостаточно, поскольку большинство из них не работало, а занималось хозяйством и детьми. Иногда активное участие в общественной жизни выливалось в поистине корсиканскую вражду, и тогда соседская месть была страшной – от изрядно подпорченного имиджа противника до коварно срезанной бельевой веревки.

Летом по дворам ходили старьевщики, по совместительству собирая бутылки, и мороженщики – колоритные дядьки с зычными голосами. Они активно способствовали нашему первому знакомству с формулой товар-деньги-товар: на вырученные за бутылки деньги можно было купить либо восхитительную трещотку у того же старьевщика, либо мороженое у его сменщика.

А в самой глубине двора росла огромная раскидистая шелковица, под которой, едва наступало лето, ежедневно разыгрывалось какое-либо действо. Ее щедрая тень была нашим домом, штабом, магазином, школой, театром и всем, что подсказывала неудержимая детская фантазия…

Но сегодня я понимаю, что самым интересным спектаклем, а вернее сериалом, была сама бурная и искрящаяся жизнь нашего двора, каждый обитатель которого был поистине гениальным актером – со своими амплуа, репертуаром и… мелодиями.

Нам, детям, казалось, что Беюк-муаллим всегда был таким – солидным, статным, высоким стариком. На самом же деле, как смущенно поведала бабушка Альвины, в юности по нему сохли почти все окрестные девушки. А сам молодой черноглазый джигит сватался к нашей рассказчице и даже собирался ее украсть, получив отказ от сурового отца возлюбленной. И все уже было решено, но грянула война…

Беюк дошел до Берлина и вернулся в родной Баку бравым орденоносцем. Только вот красавицу Дилару уже отдали замуж. Потосковал-потосковал наш герой, да и ушел с головой в работу. Должность ему досталась знатная – базарком! С обязанностями своими он справлялся превосходно, но многочисленные предложения о повышении упорно отклонял. Так и протрудился там, на Кубинской площади, до самого выхода на пенсию.