Патрик Несс - Освобождение [litres]

– А почему Марти не помогает? – спросил Адам, водружая на место шестнадцатую по счету скамью.

– Я сейчас не готов обсуждать Марти, – буркнул отец, даже не поглядев на него.

– Но помощь в церкви может сойти за епитимию.

Тут уж он удостоился косого взгляда:

– Мы не католики, Адам. Наша церковь – не про наказание, а про прощение.

– Ну, если ты его простил, тогда тем более он должен быть здесь и помогать!

– Я его не простил. – Брайан Терн замер на месте, вцепившись в тележку со сборниками гимнов, которые Адаму предстояло разложить по скамьям. – Видит Бог, я пока его не простил.

Адам при всем желании не смог бы вспомнить, когда отец делал такое лицо из-за проступка Марти. Обычно этого выражения удостаивался Адам, в очередной раз сошедший с пути истинного, точнее, узенькой тропки, которой не разглядел бы даже самый истовый прихожанин «Дома на камне». От удивления у Адама вырвалось:

– Хочешь об этом поговорить?

– Нет, – ответил Здоровяк Брайан Терн, возвращаясь к работе.

Дополнительный зал был только началом. Дальше следовало проверить камеры для онлайн-трансляций, убедиться в исправности аудиосистемы (юношеский хор имел обыкновение не возвращать ее к исходным настройкам после репетиции), а еще – почистить и наполнить свежей водой джакузи за крестом, служившее купелью. Это тоже предстояло сделать Адаму, после чего он мог поехать наконец к Анджеле и помочь ей с пиццами для грядущей «встречи».

Работали в тишине, и Адама это несказанно радовало. Еще больше его радовало, что отец не лез к нему с советами и нотациями, а позволил все сделать самому – не дай бог он учуял бы запах Линуса.

– И давно ты знаешь? – спросил отец, разглядывая два сборника с гимнами и словно не понимая, что с ними делать.

Внутри у Адама все оборвалось.

– Что?

– Про Марти.

Он облегченно выдохнул:

– Сегодня утром. Он меня подкараулил на пробежке.

– Почему тебя? Почему он не рассказал сперва нам?

Адам уже хотел ответить, но до него вовремя дошло, что вопрос риторический. Папа задавал его самому себе, и версия Адама не особо его интересовала. Все же он ответил:

– Может, решил порепетировать признание. Понять, убьют его эти слова или они – всего лишь слова…

– Это не просто слова.

– В конце концов, есть ведь и плюсы! – попытался успокоить его Адам. – Ты скоро станешь дедушкой.

– Мне сорок пять. Я еще даже не начал седеть.

– Начнешь, если Марти не перестанет тебя удивлять.

Отец наконец положил книжки на скамьи.

– Не умничай. Вам, молодым, только бы языком чесать. И погляди, к чему это приводит.

Он развернулся и ушел в свой кабинет: ему еще предстояло написать проповедь. Интересно, какую тему он выберет?

Королева и пленивший ее дух хотят проникнуть в тюрьму.

У такого поступка могут быть последствия, которые фавн, вероятно, не сумеет устранить. Ломать стены и двери труда не составит: он силен, как сотня этих хрупких созданий с беспокойными, суетливыми жизнями. Но грохот и разрушения привлекут любопытных. Фавна увидят очень многие, и вряд ли он совладает с таким количеством умов разом. Создания, столь зависимые от мифов, могут оказаться беззащитны перед потоком пугающих и неопровержимых фактов.

Однако Королева настроена решительно. Она уже приближается к тюрьме по извилистой, огороженной высокими заборами дороге. Здесь могут ездить только машины охранников, и рано или поздно они им встретятся.

– Миледи, умоляю вас, – говорит фавн, не зная, доходят ли его слова до ее ушей. Солнце уже преодолело зенит и начало свой по-летнему долгий спуск к горизонту. Но и летом день не может длиться вечно. Сперва наступят сумерки, а потом солнце сядет за горизонт – и принесет погибель. Фавна утешает лишь то, что он сгинет одним из первых и не увидит самого страшного.

Тут из-за поворота выныривает полицейский автомобиль. Фавн видит потрясенное лицо человека за рулем, который замечает сперва утопленницу в лохмотьях, а затем и огромного фавна, что следует за ней на почтительном расстоянии.

«Началось», – успевает подумать фавн, прежде чем броситься в долгий бой за свою Королеву.

Почему-то автомобиль потрясает ее до глубины души – хотя не должен бы. Машина с визгом тормозит, качнувшись вперед, затем дверь открывается. Человек уже положил руку на кобуру пистолета, его лицо – маска растерянности и недоумения.

Враждебного недоумения.

– С вами все хорошо, мэм? – спрашивает он, и по его голосу ясно: нет, у нее явно не все хорошо.

И вдруг…

Полицейский ее узнает. И она его тоже.

– Это судьба, – произносит она. – Нас свела сама судьба.

– Мы знакомы, – говорит полицейский, не убирая руку с кобуры. – Но… этого не может быть. Вы – ее сестра?..

– Ты меня нашел, – молвит Королева. – Ты первый нашел меня в озере.

– Вам нельзя здесь находиться, – отвечает полицейский. – А вас, сэр, я вынужден заключить под арест за появление на публике в неподобающем…

– Какой еще сэр? – недоуменно спрашивает она, но полицейский уже лежит на земле и невидящим взором смотрит в небо. Кажется, что кто-то заботливо уложил его рядом с машиной. Девушка подходит и застывает над ним, не понимая, что произошло.

– Ты меня нашел, – отчаянно пытается объяснить она. – Вытащил меня со дна озера. Пытался вернуть к жизни, хотя это давно было не под силу уже никому. Я чувствовала твои руки на своей груди. Мое сердце сжималось под весом твоего тела. – Она опускается почти вплотную к нему, трогает его виски холодными мертвыми пальцами. – Ты арестовал моего убийцу. Посадил его сюда. – Она поднимает голову. Тюрьма стоит сразу за холмом, она это знает. – Так было суждено. Здесь действуют высшие силы.

Она встает и оставляет полицейского лежать на дороге. Теперь ей как никогда ясно, куда нужно идти.

Фавн стирает воспоминания о Королеве из разума человека, а его самого оставляет лежать рядом с машиной. Фавна пули не берут, а вот Королеву – в ее теперешнем теле – могут и брать.

Нет времени убирать с дороги машину и человека. Они останутся здесь и навлекут новый хаос, новые неприятности.

– Здесь действуют высшие силы, – говорит Королева.

«Интересно, – думает фавн, направляясь следом за ней, – она имеет в виду себя? Его? Или нечто другое – нечто ужасное, что заставляет их неумолимо двигаться вперед?»

Адам послушно ходил в церковь почти всю свою жизнь, пока в один прекрасный день не перестал. А потом снова начал. И снова перестал. Наконец – в возрасте тринадцати лет – он опять ударился в религию, уничтожив в приступе праведного гнева всю порнушку и сомнительные программы на компьютере и вновь посвятив свою жизнь Иисусу, о чем он даже написал родителям письмо (от руки!), в котором рассказал, как ему страшно за судьбу мира: несомненно, грядет пришествие Антихриста, поэтому он вновь вверяет свою душу Богу и церкви. Все долго плакали.