Анна Исакова - Ах, эта черная луна! [Журнальный вариант]

После серьезных занятий Гец обыгрывал Юцера в шахматы. Потом они шли в город развлекаться. Город был маленький, развлечений в нем было мало, но Гец выжимал из провинции больше, чем иной в состоянии выжать из столицы.

Одной из задач Юцера было сортировать для Геца барышень и удерживать его от флирта с теми, на которых положено жениться. За это мадам Гойцман доплачивала ему отдельно.

А вечером Юцер отбирал у Геца очередную книгу. Гец редко возражал, поскольку редкая книга захватывала его настолько, чтобы он захотел дочитать ее до конца. Покупать книги Юцер научился позднее, когда они переехали в столичный город Ковно и поступили в университет.

Гец решил заняться медициной, чтобы не становиться лесопромышленником. Мадам Гойцман уважала врачей и любила лекарства. Гец надеялся, что она отобьет его от отца и от лесопилок. Старший Гойцман понимал только в лесе и в чолнте [3] Чолнт — традиционное еврейское субботнее горячее блюдо. , но он женился на образованной девице и считался с ее точкой зрения.

Юцер записался сразу на два факультета. Он изучал право, надеясь превратить это знание в деньги. Он изучал философию, потому что ее изучение доставляло ему удовольствие.

— Если бы мой отец был богатым человеком, я бы, пожалуй, бросил юриспруденцию и начал изучать историю, — сказал как-то Юцер.

— Ты ничего не понимаешь в лесопромышленниках, — раздраженно ответил Гец.

Гец раздражался все чаще. Он не заметил, как произошло, что Юцер стал выбирать ему галстуки и водить с собой на светские рауты. Они поменялись ролями так неожиданно, словно это случилось за один день. Гец пытался вспомнить этот день и не мог.

Юцер стал любимцем света, а свет исходил от дам. К тому времени Юцер уже менял рубашки три раза в день и носил смокинг и фрак так, словно в них родился. Потом в их жизни появилась Натали. Она и была свет. Город, в котором Натали носила платья, юбки, жакеты, накидки и шубки, меняла шляпки, а также посещала файфоклоки и покровительствовала музам, становился столичным, где бы он ни был расположен — в литовских лесах, в Пиренеях или на Сене.

Почему Натали выбрала из всех многочисленных поклонников именно Юцера, оставалось для Геца загадкой по сей день. Но так случилось. К расходам на смокинги и фраки прибавился расход на кобыл. По утрам Юцер и Натали катались верхом в городском парке. Коней для верховых прогулок приходилось нанимать, и денег едва хватало на кобылу. Жеребцы стоили дороже.

Натали была очень богата. Вернее, богатым был ее сумасшедший муж. К счастью, муж Натали не был ревнивцем. Поговаривали, что он все-таки ревновал, но не свою жену к юным гусарам, а юных гусар к их дамам, в том числе и к собственной жене. Как бы то ни было, на связь Натали с Юцером сумасшедший смотрел благосклонно.

Натали решила подарить Юцеру коня. Сделать это открыто она не могла. Тут требовалась интрига. Находясь по делам в Берлине, Натали подцепила там польского графа. Бог весть зачем понадобился ей польский граф. Ляхов она не любила. Какие дела были у Натали в Берлине, не знал никто. Натали много ездила по свету. Юцер, смеясь, называл ее Матой Хари, и Натали этот титул нравился.

Все же внезапная поездка Натали и ее графа к турецкому султану удивила даже Юцера, который к тому времени перестал удивляться чему бы то ни было.

Натали уже побывала в Египте, Сирии, Палестине и в Константинополе. Восток ее раздражал. Она считала, что дело это не тонкое, а глупое и грязное. Тогда зачем же?

— Мне захотелось посмотреть знаменитую спальню Великого Турка, отделанную жемчугом, — объяснила Юцеру Натали.

Юцер уклончиво пожал плечами. Натали относилась к жемчугу презрительно, как, впрочем, и ко всем другим камням. Все знали, что Натали не носит украшений, потому что, по ее мнению, они вульгарны.

— Платье, — говорила она, — должно быть сшито так, чтобы ничто не могло его украсить.

Поскольку светская хроника на пяти основных языках Европы называла Натали одной из самых шикарных женщин мира, в этом плане ей приходилось верить. Во всем остальном Юцер не верил ни одному слову любимой женщины.

Рассказ Натали о поездке к султану звучал так: «Нам дали аудиенцию. Человек, устроивший ее, предупредил, что спальню разрешат посмотреть только в том случае, если мы согласимся поцеловать туфлю владыки. Граф оскорбился и начал кричать, что честь польского шляхтича не позволяет ему целовать вонючую пантофлю янычара, а я сделала балетное па и поцеловала собственную руку, прикоснувшуюся к туфле. Графа отправили домой, а меня провели внутрь. Спальня оказалась вульгарной, как я и ожидала. Но в ней лежал для меня подарок: шикарное жемчужное ожерелье. Для графа был приготовлен в подарок конь. Я сделала огорченное лицо и объяснила, что не ношу жемчугов. Потом добавила, что коня взяла бы. Мне сказали, что этот конь не для женщин. Я попросила посмотреть.

О! Если бы мне велели поцеловать потную подмышку этого турка, я бы и это сделала за такого коня. Это уникальное произведение природы. Я попросила разрешения сесть на него верхом. Меня долго отговаривали, но потом переменили седло и позволили. Как мы мчались! Ни один мужчина в мире не способен возбудить в женщине подобный восторг!»

Тут Натали с испугом оглянулась на Юцера, но было уже поздно. Юцер потянулся к шляпе, собираясь откланяться.

— Я хотела сделать тебе комплимент, — растерянно пробормотала Натали, — в конце предложения была запятая. За ней должно было последовать слово «кроме». Кроме тебя, разумеется. И этого коня я предназначила для тебя.

— Никакого коня не было и нет, — сказал Юцер. — Все это ты выдумала.

— Конь отправлен в особом вагоне, — торопливо сказала Натали. — Он скоро прибудет, вот увидишь.

— Не увижу. Скорее всего, тебе завтра сообщат, что конь погиб в пути. Даже если для этого поезду, в котором его везут, придется трижды перевернуться. Все эти россказни прикрывают какую-то гнусную проделку. Скорее всего, ты никуда не уезжала из Берлина. Я не стану спрашивать, что ты там делала, но уверен…

— Ш-ш-ш, — пролепетала Натали, — я не могу выдавать чужие тайны.

— Боже, как я устал от всех этих нелепиц, — простонал Юцер и положил шляпу на место.

Когда Натали считала, что ее мужчина должен остаться довольным, она этого добивалась. Юцер забыл о коне. Но конь прибыл и был точно таким, каким его описала Натали. Только седло оказалось все-таки мужским.

— Ты летала на этом коне во сне? — насмешливо спросил Юцер.

— Ты же знаешь, что полет фантазии для меня дороже любого другого полета. Когда младший Линдберг поднял меня на своем аэроплане…

— Помню, помню, — кивнул Юцер, — у тебя так растрепались волосы, что тебе ровно ничего не было сверху видно.