Лана Барсукова - Счастье ходит босиком

Эля реагировала на короткую память людей болезненно. Как будто ей лишний раз доказывали, что даже известных и знаменитых забывают. Что все эти звания, мавзолеи, почести только тешат иллюзией благодарной памяти. А вот она свою бабушку помнит и любит, как в детстве, только сильнее. Память хранилась в каких-то маленьких сундучках. Вот сундучок про то, как бабушка укладывала ее спать. Эля боялась темноты и засыпала, накручивая на палец прядь бабушкиных волос. А вот сундучок про умершего цыпленка. Шалашик над его могилкой Эля сделала из любимых бабушкиных цветов, вырвав их с корнями. И как бабушка плакала, то ли по цветам, то ли по цыпленку. И еще сундучок про сеновал, где бабушка играла на гитаре, на настоящей семиструнной, про Марусю, которая отравилась соленым огурцом. И кому эти сундучки передать? Кто ее будет помнить?

Эля почувствовала себя не отдельным человеком, а проводником от прошлого в будущее. При таком ракурсе развод становился мелкой подробностью ее жизни, никому не интересной частностью. Важна только сцепка поколений, череда вагончиков. И если на каком-то вагоне нацарапано, что «Эля – дура» или что «Витек – козел», то поезду от этого ни тепло, ни холодно. Надпись мелькнет на скорости, слов и не разобрать, только общий строй вагонов важен. Она не имеет права прервать линию. Это не ее личное «хочу ребенка», это долг, закон, высшее требование, которое она должна выполнить. Любой ценой.

Врачи подтвердили то, что она давно знала: родить она не сможет. Но если раньше на этом месте у Эли наворачивались слезы и она, стесняясь своей ущербности, поспешно уходила, то сейчас в глазах было сухо и твердо, как у каменной бабы, которую не сдвинуть.

– И что мне делать?

– Живут и без детей, жизнь не ограничивается материнством, – врач повторил заученную фразу.

– Пусть живут. Это их дело. Мне нужен ребенок.

– Про усыновление не думали? – дежурно поинтересовался врач.

Внутри зашевелилась Дунька: «Не дождетесь». В Элиной обработке прозвучало:

– Это не мой случай.

– Ну тогда выход для вас один: суррогатное материнство. Чтобы другая женщина выносила вместо вас. Из вашего генного материала. Муж на это согласится?

– Мужа нет.

– Тогда можно использовать донора.

– Лучший донор – бывший муж.

– Прекрасная мысль, – искренне восхитился врач. А про себя подумал, что в таком случае бывших мужей не бывает, как не бывает бывших офицеров. Просто есть офицеры запаса и уволенные в запас мужья. – Ну тогда ждем вас.

– До скорого, доктор.

Эля встала и покинула кабинет. Врач озадачился. Обычно пациенты готовы говорить на такие щекотливые темы часами. У него имелись фирменные приемы подталкивания их к выходу. Например, он говорил, что ему пора на консилиум. А тут сама ушла. Ну точно – каменная баба.

Эля залезла в интернет. Суррогатное материнство оказалось заезженной темой. Будучи по убеждениям заскорузлой материалисткой, а по образованию экономистом, она поняла, какой шикарный бизнес построен на человеческом несчастье. И сколько афер тут проворачивается. Через несколько дней она разобралась в теме досконально.

Рынок суррогатного материнства набирал размах в мировом масштабе. Были страны, которые откровенно демпинговали, сбивали цены, например Индия с ее бараками, заполненными беременными женщинами. Плотный ряд нар, как в концлагере, с тем отличием, что нет второго яруса. Беременным лазить тяжело, свалятся – хлопот не оберешься. Товар пропадет. Спрос был устойчивым, потому что во многих развитых странах этот бизнес запрещен – по моральным, этическим, религиозным соображениям. Суррогатное материнство выносили в страны третьего мира, как вредное производство. В Индию, в Белоруссию, в Россию. С глаз долой. Разделение труда, однако. Бедные рожают для богатых.

Главный спор по этому вопросу состоял в том, что является предметом купли-продажи. Противники суррогатного материнства говорили, что женщина продает готового ребенка, и тогда это ипостась работорговли. Адвокаты этой практики утверждали, что суррогатная мать всего лишь оказывает услугу по вынашиванию, то есть это разновидность сферы услуг, не более. Покупается не ребенок, а специфическая услуга. В России стать суррогатной матерью могут только женщины, имеющие собственных детей, чтобы было меньше соблазнов оставить в семье лишний рот. А воспользоваться этой услугой можно только при наличии справки о бесплодии. Эля, которая только и делала, что рисовала для государства липовые справки о бесплодии своей фирмы, криво усмехнулась. Любая медицинская справка стоила копейки на черном рынке.

Эля читала не для общего развития, она проводила рекогносцировку в том поле, где ей предстояло воевать. Давила в себе эмоции – сострадание, возмущение, брезгливость, страх, которые могли отклонить ее от выбранного курса. Ей нужен ребенок. Работорговля или услуга? Ей-то что. Главное, чтобы был живой и теплый, похожий на нее. Ну даже если на Виктора, то тоже ничего, все-таки не чужой человек. Чтобы мамой называл. Все остальное она сожмет в кулак, раздавит в себе, проглотит. И не подавится. Только не думать. Не думать, а действовать. А когда Эля начинала действовать, то Дунька в ней распрямляла плечи и шла на таран. Виктор называл такое ее настроение «бравурным состоянием духа».

Довольно скоро ей позвонили из клиники и пригласили на знакомство с потенциальной суррогатной матерью. Ею оказалась молодая женщина с простоватым лицом и испуганными глазами. Было что-то птичье в ее манерах. Эдакая птичка-невеличка неопределенной породы. Она сидела на стуле, как на жердочке в клетке, напряженно и испуганно. Но птица мечтает вырваться на свободу, а у этой на лице читалась стойкая обреченность, как будто для нее весь мир – одна сплошная клетка. Одета аккуратно, минимум украшений и косметики. «Понравиться хочет, продемонстрировать потенциальную надежность», – заключила Эля.

Их оставили наедине. Эля растерялась, она чувствовала себя не заказчиком, а следователем. Но это все сантименты. Не думать, только действовать.

– Почему вы решили стать суррогатной матерью? – тоном доброго следователя начала она допрос.

– Временные материальные затруднения.

Понятно, что этот вопрос ожидался и ответ женщина заготовила заранее. Но на слове «временные» произошла едва заметная заминка. Эля отметила это с удовлетворением, она любила честность: «Колдобит ее, когда врет. Эти материальные затруднения, похоже, единственная постоянная величина ее жизни». Но дальше все пошло как по писаному. Как на детском утреннике или на прямой линии с президентом – никакого экспромта. Все согласно сценарию, заранее согласованные вопросы и отрепетированные ответы.