Лана Барсукова - Любовь и выборы

– Да… Нам бы Марию Соловьеву попридержать, – неуверенно сказал он.

– Это как?

– Ну… Не знаю… – Лев Михайлович втянул голову в плечи.

Сергей Павлович посмотрел, оценил, в каком разобранном состоянии находится политтехнолог, и решил резко сменить тактику. Подобревшим голосом он продолжил допрос:

– Лева, возьми себя в руки! Соберись! Ты ошибся с этой, как ее, с Машкой. А я ошибся с тобой. Получается ничья. Оба хороши. Теперь давай думать, что дальше делать.

Это было подобие извинения, протянутая рука помощи. Лев Михайлович то ли от избытка благодарности, то ли от неожиданного облегчения почувствовал, как защипало в горле. Ему захотелось плакать, уткнувшись в плечо губернатора. И чтобы тот похлопывал его по спине и говорил убаюкивающим тоном: «Ну будет тебе, будет». Но он знал, что это невозможно. Однако ему стало легче, как будто и вправду поплакал. И, омытый воображаемыми слезами, он вдохновенно произнес:

– Сергей Палыч! Да я для вас!.. Да мы с вами!..

– Смотри! Ты сейчас идешь в хороший ресторан, заказываешь там горячий борщ со стопочкой водки… Нет, граммов двести возьми. Потом возвращаешься в гостиницу и спишь там часов двадцать. Не меньше. И после этого звонишь мне. Понял? Быстро и оперативно докладываешь, что нужно сделать, чтобы починить твою шарманку с выборами. Ясно?

Лев Михайлович кивнул. Он почти любил губернатора. И не за борщ и водку, а за человечность. И ведь ни разу Сергей Палыч не вспомнил про кладбище на краю избирательного округа, а мог бы. Как же он плохо разбирается в людях: сначала в Марии ошибся, потом вот в губернаторе…

– Смотри! У тебя срок до завтрашнего дня, Лева. И чтобы без баловства. В аэропорту люди предупреждены, ты отсюда только победителем уедешь.

Он встал в знак окончания аудиенции и подбадривающе подмигнул политтехнологу:

– Если что, кладбище рядом, сам знаешь.

И Лева кисло улыбнулся в знак того, что шутку понял, оценил и принял к сведению. Но откладывать до завтра этот неприятный разговор не хотелось. Все равно ничего нового он не придумает. Лучше покончить с этим немедленно. Избирательные кампании – не бином Ньютона. Здесь не так много способов выправить ситуацию. Набрав воздуха, он сказал:

– Предлагаю залить пожар деньгами.

– Чьими?

– Разумеется не вашими.

– Ответ правильный. Я-то тут при чем?

Лева опустил глаза. Губернатор почти издевался, и это было неприятно.

– Сергей Павлович, вы, как физическое лицо, имеете право перечислить очень ограниченную сумму. А нужно значительно больше, чтобы восстановить позиции Людмилы Шиловой.

– Так где же деньги взять?

«А то ты не знаешь?» – возмутился про себя политтехнолог. Но осторожно продолжил:

– Придется нагнуть бизнес.

Повисла пауза, тяжелая и плотная, как шторы в кабинете губернатора.

– Смотри! Бизнес уже ко Дню города нагнули. Да так, что у них до сих пор поясницу ломит. У меня все, кто дебет с кредитом сводит, уже выпотрошены. Кто фонтан строил в дар городу, кто зверей в зоопарке кормил. Один придурок шариков надул столько, что если их к крыше администрации привязать, то при хорошем ветре сорвет крышу на фиг.

– Да, но без дополнительных денег трудно будет…

– Мы с тобой, Лева, смету выборов оговаривали, и ты на нее подписался.

– Сергей Павлович, ситуация вышла из-под контроля. Не будем искать виноватых…

– Нет, будем, Лева! Я не ленивый, я их поищу.

– Но ситуация…

– Да понял я все. Понял, что ты, Лева, облажался, и теперь вместо твоего, как ты говорил, творческого подхода нужны курганы денег.

– Ну не курганы…

– Ага, холмики.

– И еще, Сергей Павлович, вы уж там напомните бизнесу, чтобы они не заносили в фонд Соловьевой. Ну так, для верности.

– Так! Ладно! Я понял. Мое решение такое: я нагну бизнес, ты выбираешь Шилову, а твой гонорар сокращается в два раза. Все?

– Сурово, но справедливо, – пошутил Лева с лицом, которое могло в любую секунду исказиться плачем.

– Свободен!

Лев Михайлович вышел из кабинета.

Идти в ресторан ему больше не хотелось. С этого дня он переходил в режим жесткой экономии. Его любовь к губернатору сразу сникла, как нераспустившаяся роза при заморозках.

Ирина привычно улыбнулась охраннику в мэрии, проверяющему ее паспорт:

– Да, Чернышева. И не однофамилица.

Охранник привычно изобразил учтивое приветствие и пропустил женщину в цитадель городской власти. Бесшумно развернулся ей вслед и оглядел ровную спину жены губернатора.

«И где они такие спины берут?» – подумал охранник. Его жена напоминала навьюченную лошадь, с которой сняли поклажу, а разогнуться она уже не может.

Ирина поднималась по лестнице, привычно игнорируя лифт, и отмечала, что подъем дается ей легко, дыхание не сбивается, словом, она в прекрасной физической форме. Ей бы по сопкам Исландии сейчас шагать… Но путь в Исландию пролегал через кабинет мэра.

Секретарша пропустила ее с той же легкостью, что и охранник. И с тем же чувством задумчивости. «И где они такие туфли берут? И, главное, за какие деньги?» – завистливо подумала она, изображая гостеприимство.

Ирина ответила ей той же монетой. Она скользнула взглядом по секретарше и подумала: «И где они такие туфли берут? И главное – зачем, если есть хорошие?»

Но задерживаться на этой мысли было глупо, ее ждали великие дела. Она толкнула дверь кабинета мэра.

– Добрый день, Иван Игнатьевич!

– А, красивая женщина и без охраны! Радость-то какая! Не балуете вы старика, не балуете. Чай, кофе? Или коньячок?

Мэр расплылся в улыбке, но внутри натянулась струна. «Что-то зачастила она. Опять будет про тот округ пытать… Не сказать бы чего лишнего».

Ирина лучилась доброжелательностью:

– Иван Игнатьевич, да я ненадолго. Мимо шла. Дай, думаю, зайду. Раз уж в отпуск не поехали, то хоть чем-то себя побалую. С приятными людьми повидаюсь.

– Премного польщен. Балуете вы меня, ой балуете! Так что насчет коньячка?

– Не откажусь.

«Эка ее приперло. Сроду коньяк со мной не пила», – продолжал тревожиться мэр. Но вслух он сказал:

– Ну вот и славненько, вот и правильно. Коньячок, он всегда на пользу идет. Для здоровья полезно, говорят. Ой как полезно!

Он резво извлек из барного отдела дорогую бутыль и натренированным движением разлил коньяк по широким бокалам.

– Ну, для здоровья, может, и полезно… – многозначительно протянула Ирина, принимая бокал.

Иван Игнатьевич уловил недосказанность и задал вопрос, который вывел разговор в то направление, которое и замыслила Ирина.

– А для чего вредно-то?

– Для карьеры. Всего лишь для карьеры, дорогой Иван Игнатьевич.

Повисла пауза.

– Так вроде до этого не вредило, – неуверенно сказал мэр.