Габриэле Клима - Комната волка [litres]

Нико рассмеялся.

– Да пошли вы, – сказал он.

С такими мыслями… что ещё ему оставалось сказать?

Он поднялся на железнодорожный мост. Подошёл к парапету, посмотрел вниз. Перед глазами всё ещё стояли воспоминания о Лео, который перелез через ограждение, раскачивался из стороны в сторону и кричал, как обезьяна. И всё ради дурацкого видео, которое Нико даже не смог досмотреть – настолько оно его раздражало.

Нико сплюнул. Сгусток слюны исчез в камнях.

Он спустился с моста и побрёл по дороге, продолжая думать. Когда мысли наконец кончились, он сел на обочину.

Нико дышал с трудом, как будто только что пробежал марафон. Словно он только что поднялся в гору на велосипеде. Нико показалось, что рядом кто-то есть. Кто-то дышит в том же ритме, что и он.

Он обернулся.

– Лео? Это ты?

Лео? Этот идиот пошёл за ним?

В ответ Нико услышал едва заметный шорох.

Он оглядел дорогу, бежавшую в сторону холма, затем отрезок дороги, ведущей в город. И увидел его в траве. Его спина поднималась и опускалась вместе с дыханием.

На дороге никого не было.

Тишина.

Только это дыхание.

И волк, который смотрел на Нико.

Внезапно зверь встал, принюхался и завыл. Вой был долгим, почти бесконечным.

Из леса послышался ответный вой – рваный, отдалённый.

Нико почувствовал, как страх сковывает горло. Он на дрожащих ногах встал и перебежал дорогу. Раздался резкий гудок, и какая-то машина с визгом затормозила перед ним.

– Эй! – крикнул мужчина. Он открыл окно и схватил Нико за руку. – Всё в порядке, парень?

Нико окинул взглядом дорогу. Машина остановилась по центру проезжей части, и на крыше горела мигалка.

– Эй, парень, всё хорошо? – спросил полицейский.

– Да, да, я в порядке, – пробормотал Нико.

– Чёрт побери, будь осторожнее, когда переходишь дорогу. Это же не школьный двор. – Мужчина слегка наклонился, схватил Нико за плечи и посмотрел в глаза. – Эй, всё нормально? Ты понял, что я сказал?

– Вы видели? – спросил Нико.

– Кого?

– Волка. Заметили? Там, на поле. В траве.

– Не двигайся, – сказал мужчина. Он вынул пистолет из кобуры, подошёл к обочине, осмотрел траву и кустарники, поле и деревья. Он дважды прошёлся по дороге до леса и обратно, не опуская пистолет.

Затем он покачал головой, сплюнул и вернулся к машине.

– Не волнуйся, – сказал полицейский, застёгивая кобуру. – Если здесь и был волк, он уже убежал.

Он подвёз Нико до города.

– Ты точно хочешь выйти здесь? – спросил он.

– Да, мне недалеко, – ответил Нико.

Во время поездки полицейский не закрывал рта. Он помнил, как волки впервые вышли из леса. Их было четверо. Красивые зверюги и голодные настолько, что жители города неделю не выходили из домов. На улицах можно было встретить лишь машины природоохранной службы, сотрудники которой искали этих ублюдков повсюду.

– Ублюдки, – повторил мужчина, сжав руль. Он хорошо помнил одного из них – большого чёрного волка. Должно быть, тот был вожаком, потому что, куда бы он ни шёл, за ним следовали остальные. Его с трудом прогнали в лес. Казалось, волк ничего не боялся. – Будь осторожнее, когда гуляешь, хорошо? – сказал полицейский. – И держись подальше от трассы.

Он хлопнул дверью и уехал.

Машина исчезла за углом, и Нико пошёл домой.

В тот день доктор Хаус приболел. Он постоянно промокал красный нос бумажным платком. «Очень естественно, Хаус. Я уже понял, что ты не притворяешься».

– Ну что, как прошли выходные?

– Ну так.

– Это хорошо или плохо?

– Никак. Нормально.

– Тебя что-то разозлило?

Нико пожал плечами.

– Конечно, меня что-то разозлило, – ответил он. – Каждый день меня что-то злит. Я думал, вы уже поняли.

– Но ведь так не должно быть, верно? Гнев должен быть выбором.

Нико рассмеялся.

– Поверьте, я не «выбираю» злиться, – заявил он. – Я просто чувствую это, и всё. Ничего не поделаешь.

– Я так не думаю, – возразил Хаус, промокнув нос. – Ты гораздо способнее, чем предполагаешь. – Он чихнул три раза подряд. – Твой отец сказал мне, что ты любишь рисовать.

– Ну да.

– Но ты не рисуешь на бумаге.

– Нет.

– И предпочитаешь стены дома.

– Не дома, а своей комнаты. А в своей комнате я делаю всё что захочу. В общем, я не могу рисовать на бумаге.

– Почему? Разве она создана не для этого?

– Да, если кому-то хочется убить время, он может использовать бумагу. Но чтобы рисовать по-настоящему, бумаги недостаточно.

Хаус улыбнулся.

– Как скажешь, – кивнул он. – Я не особенно хорошо это делал, но мне нравилось, даже очень. Сколько я себя помню, я всегда рисовал.

– И что вы рисовали?

– Всего понемногу, как придётся. У меня всё равно не очень получалось. А что ты рисуешь?

– То, что вижу.

– В своей комнате? Или то, что замечаешь снаружи?

– Нет, то, что вижу внутри. Внутри себя. То, о чём думаю, то, о чём мечтаю, то, что должны знать другие… или не должны… В общем, это моё дело.

– Да, много всего. Охотно верю, что бумаги тебе недостаточно.

Нико рассмеялся.

– Попробуйте доказать это моему отцу.

– Наверное, если бы я попросил тебя нарисовать что-нибудь сейчас, ты бы не смог это сделать. – Хаус оглянулся и махнул рукой на стены, увешанные дипломами и плакатами. – Как видишь, на стенах моего кабинета маловато свободного места.

– Ну да, – согласился Нико.

– А ты бы не мог воспользоваться бумагой? Один раз.

Нико едва заметно усмехнулся.

– Ага, а потом мой отец скажет: «Видишь, ты же можешь рисовать на бумаге».

– Нет. Даю тебе слово, что это останется между нами. И я не попрошу тебя перестать рисовать на стенах твоей комнаты. Если честно, меня не волнует, какой материал ты используешь. У нас другая цель.

Нико уставился на Хауса. Тот смотрел на него, приложив платок к груди и наклонив голову. Он напоминал собаку, выпрашивающую еду.

– Хорошо, – вздохнул Нико.

– Правда?

– Да, я согласен.

Хаус встал, подошёл к шкафу и достал пачку бумаги.

– Это самая большая, которую я смог найти, – признался он, открывая её. – Не стена, но…

– Вижу.

Он положил стопку листов по центру стола.

Нико посмотрел на неё. Посмотрел на маркер, который Хаус протянул ему. Вздохнул. Как можно заключить рисунок в лист? Пикассо же создал «Гернику» не на листе.

– И что я должен нарисовать?

– Всё что хочешь. Самого себя. Лучшего себя.

– Переведите, док.

– Кем ты хочешь быть, Нико. Не тем, кем другие заставляют тебя быть, а тем, кем ты действительно хотел бы быть.

– Откуда мне знать, кем я хочу быть?

– Скажи, ты нравишься себе таким, какой ты есть?

На секунду у Нико перехватило дыхание.

– Ты нравишься себе таким, какой ты есть? – повторил Хаус. Но вопрос не казался риторическим. Он был искренним. Хаус спрашивал его искренне.