Габриэле Клима - Комната волка [litres]

– Нико?

Голос мамы доносился как будто из другого мира.

«Отстань, мам, не трогай меня».

– Нико…

– Оставь меня, мама.

– Ты не поешь с нами?

«Поешь? Сколько времени?»

– Нет, мама, я не голоден.

– Нико, я беспокоюсь.

Нико улыбнулся и закрыл лицо руками.

– Нико…

– Оставь меня, ладно?

«Уходи, мама. Прошу тебя, уходи».

– Нико…

– Чёрт! Мама!

Тишина. Нико услышал шорох за дверью и увидел, как опустилась дверная ручка.

Нико резко вскочил.

– Уходи, мама! Уходи!

Он ударил руками по двери, вытолкнув маму в коридор.

– Уходи! Уходи!

Нико продолжил бить руками по двери. С дверного косяка посыпалась белая пыль. Он услышал рыдания мамы и шаги папы, который увёл её вниз. Нико стучал до тех пор, пока не устал. Тогда он снова сел на пол. Его руки покраснели и горели, горело сердце, горел гнев. Он закричал и бросился на стену.

Удар кулака пришёлся по дверце шкафа. Нико почувствовал вспышку боли. Дерево хрустнуло, занозы впились в руку, и горячая кровь потекла по запястью.

– Нико!

Он услышал, что в комнату вбежал папа.

– Нико!

Папа схватил Нико обеими руками. Нико закричал, вырвался, но папа снова схватил его.

– Хватит, Нико, хватит.

Папа держал его за запястье. Нико закричал и толкнул его в окно, которое едва не разбилось от сильного удара.

– Хватит, Нико! – закричал папа. – Ты почти потерял эту руку, ты что, забыл? Не помнишь, как разбил окно в машине?

Он схватил Нико за запястье, на котором остались царапины и следы швов, и поднял кисть руки так, чтобы Нико увидел, что он почти потерял.

– Окно в машине? О чём ты говоришь, папа?

– Ты что, забыл, как оказался в больнице?

– В больнице? Но это же был не я, папа… это был волк… Та тварь разбила окно.

Папа замер и уставился на Нико.

– Какой волк, Нико? О чём ты говоришь?

«Какой волк? Что значит „какой волк“?»

– Какой волк, Нико? О чём ты говоришь?

– О том волке, папа! Который разбил окно и веранду! Который чуть не убил маму!

Папа отпустил руку. Нико дёрнулся и сполз по стене на пол. Он видел, что папа смотрел на него так, словно видел впервые.

«Почему ты так смотришь, папа… какого чёрта ты так смотришь?»

– Нико, – наконец сказал он. – Не было никакого волка… – Папа сел на корточки и взял Нико за руки. – Не было никакого волка… это ты разбил окно… кинул стол. И мама… она…

Нико окаменел. Он попытался сделать вдох, но у него не получилось.

– Нико…

Он обхватил шею обеими руками. Перевёл взгляд на папу, который молча смотрел на него. Ещё раз сделал вдох открытым ртом, и на этот раз воздух проник в лёгкие, как волна цунами.

Нико закричал и выбежал из комнаты.

– Нико, стой!

Папа догнал его и прижал к себе. Нико попытался вырваться. Он размахивал руками, и удары приходились по лицу папы, по шее, по голове, но папа прижал его к стене. Папа открыл дверь в спальню, затолкал Нико внутрь и закрыл дверь таким ударом, что со стен посыпались рамки с фотографиями.

Затем папа подбежал к лестнице и что-то крикнул. Нико услышал, как плакала мама. Папа велел ей уйти в другую комнату. Всё это время Нико колотил по двери, которая хрустела от каждого удара, но папа навалился на неё, чтобы Нико не вышел.

Темнота, слёзы, гнев, сводящий с ума. Нико кричал до тех пор, пока не выдохся. Затем он успокоился и замолчал. Он сел, прижавшись спиной к двери. Тишина. Его дыхание. И дыхание из темноты, которое постепенно сливалось с его дыханием.

Нико даже не поднял головы. В этом не было необходимости. Нико и так знал, что он там. Чёрный волк в самом тёмном углу запертой комнаты.

Нико не шевелился. Волк вышел на свет, который узкой полоской пробивался из-под двери. Он подошёл к Нико так близко, что до него можно было дотронуться.

– Нико…

Папа прислушался.

Нико тихо рыдал.

Папа открыл дверь, и в комнате стало светло.

– Нико, – сказал он, опустившись на колени перед сыном. – Всё будет хорошо. Всё будет хорошо.

Нико повернулся и прижался к нему лицом.

– Всё будет хорошо, Нико, – повторял папа. Он медленно гладил его по голове, перебирая волосы руками.

Всё будет хорошо.

Всё будет хорошо. Нико повторял это весь вечер, пока не заснул.

«Всё будет хорошо».

«Всё будет хорошо».

Он заснул, даже не раздевшись.

И пока он говорил себе, что всё будет хорошо, он видел, как разлетаются осколки от окна машины, стекло на веранде, видел волка, который шёл за ним по трассе. Дыхание волка клубилось чернотой по асфальту и проскальзывало в горло, душило и мешало вдохнуть.

Нико проснулся в полдень. Из оконных ставней в комнату пробивались полоски света. Он открыл глаза, оглядел комнату, увидел солнце, которое поднималось над миром, ни о чём не задумываясь. Ни о Нико, ни об отце, ни о чудовище, которое таилось в его голове. Особенно – о чудовище, которое таилось в его голове.

Тишина. Нико смотрел в пол. Он впился ногтями в ладони.

– Не хочешь поговорить о том, что произошло, Нико?

Нико не поднял головы. «Если опустить глаза, слова исчезнут, пройдут, как дождь».

– Твой отец всё рассказал, но мне важно, чтобы это сделал ты. Важно, чтобы ты поделился своими мыслями.

«Считай, Нико, считай до десяти».

– Давай поступим так. Я тебе расскажу, что об этом думаю я.

«Один… два…».

– Я думаю, что произошло кое-что позитивное. Даже очень.

«…три… четыре… пять…»

– Да, это звучит странно, но рассуди сам. Ты ведь видишь воображаемого волка?

«…шесть… семь…»

– Это вполне возможно. Раз его видишь только ты, волк может быть плодом фантазии.

«…восемь… девять…»

– Но это не так, Нико. Этот волк не воображаемый.

Нико поднял голову.

Тишина.

Он перестал считать. «…Девять…» Осталось лишь «десять», но его не будет. «Десять» замерло в ожидании, совсем рядом.

– Он не выдуманный, Нико. Как раз наоборот. Он реален. Настолько, что, когда ты думаешь о нём и он появляется, ты вынужден отступать. – Хаус отвернулся к окну. – У тебя когда-нибудь был воображаемый друг, Нико? В детстве? У меня был. Его звали Ломпо, не спрашивай почему. – Хаус улыбнулся и покачнулся в кресле, как на качелях. – Мне было лет пять. Мы постоянно болтали, играли, бегали, прятались в шкафу, когда мама звала меня купаться. Нам было очень весело. – Он выпрямился. – Но я придумал Ломпо. Я знал об этом и притворялся, что злюсь, когда мама говорила, что я не должен верить в него. Он был моей игрой, плодом фантазии, проекцией привязанности, эмоций…

Хаус повернулся и подался вперёд.

– Но у тебя всё по-другому, Нико. Это не игра, не проекция. В противном случае в твоём возрасте было бы очень тяжело избавиться от этой проблемы. Но, к счастью, твой волк – это нечто другое. – Хаус посмотрел Нико в глаза, и тот снова опустил их. – Он часть тебя, Нико. Он тебя дополняет.