Александр Мигунов - Сказки русского ресторана

Оркестр грянул новую музыку, которая отсутствием мелодии и быстрым, подпрыгивающим ритмом почти не отличалась от того, что раньше оглушало ресторан. Жидков невольно взглянул на танцоров. Тот пожилой, что любил молоденьких, на сей раз вдруг оказался в паре с дамой очень прилично одетой, в очках со свисавшими с них цепочками, с физиономией, как маска, за которой распознавались пластические операции. Несмотря на скачущий ритм музыки, они покачивались так замедленно, что глядя на них, можно было уснуть. Разговор, похоже, у них не клеился; выражение лиц говорило о том, что оба дождаться не могли, когда, наконец, этот танец закончится.

Жидков отвернулся от танцплощадки, чтобы продолжить с Иофиловым любопытную беседу о писателях, но того уже не было за столом. «Надо ж, — подумал, — он знал Макеева». Жидков потерял многих друзей после того, как эмигрировал, так и Макеев пропал для него, и, казалось бы, навсегда. Но через несколько лет — возник, как с того света вдруг явился в коротком письме электронной почты. Нашёл непонятно каким образом электронный адрес Жидкова, и так началась их переписка, которая длилась несколько лет, иногда с порядочными перерывами. Мерзкий вирус, проникший в компьютер, уничтожил все документы Жидкова, включая и эту переписку. Потом оказалось, что переписка пропала и в компьютере Макеева, — не от того ли самого вируса?

Позвольте, однако, опуститься до банального изречения: рукописи не горят . Их переписка вдруг отыскалась, и, может быть, с помощью Воланда, Сатаны из «Мастера и Маргариты». Она оказалась в коробке с пластинками, которые Жидков послал в Америку, как только ОВИР разрешил эмигрировать. Он отправил пластинки медленной скоростью, самой дешёвой на почтамте. Не получив их в течении года, он решил, что пластинки затерялись в пространстве между Москвой и Лос-Анджелесом. И вот те сюрприз: они дошли в помятой, перевязанной верёвками коробке, с десятками разноязычных штампов. Похоже, они продирались в Лос-Анджелес всеми возможными видами транспорта (исключая аэропланы), через сколько-то стран Европы и Африки, и в конце какими-то пароходами с перегрузками в странах Южной Америки. По тёмным разводам от воды, по расклеившимся конвертам можно было предположить, что коробка оказывалась под ливнями в помещениях с сильно текущей крышей или захлёстывалась волнами, и либо Воланд, либо ловкий матрос успевали в последний момент её выдернуть из разбушевавшегося океана.

Сами пластинки не пострадали, ни одна не треснула, не раскололась. Трудно читаемые наклейки Жидков отодрал и выбросил в мусор. Без них каждый раз случался сюрприз. Поставишь пластинку без названия, и то ли симфония Бетховена, то ли «Тёмная ночь» Утёсова. На дне коробки, в пакете из пластика лежала пачка каких-то рукописей, отпечатанных на машинке. Они выглядели не подмоченными, и даже бумага не пожелтела. Жидков их точно не посылал, поскольку советская таможня не пропускала за границу всё, что походило на сочинения. Он извлёк рукопись и поразился: это была переписка с Макеевым.

С тех пор он верил в нечистую силу и в то, что время не прямолинейно, а может как угодно искривляться. Иначе, каким мистическим образом в посылке, посланной до эмиграции, оказалась переписка двух приятелей, сочинённая в более поздние годы. Похоже, читателю не терпится взглянуть на то, что они сочинили. В данный момент, находясь в ресторане, Жидков, конечно, не в состоянии припомнить многое из переписки, поэтому автор берёт на себя изложение писем приятелей. Правда, автор не собирается включать в роман все письма подряд, поскольку там есть не совсем приличные, и такие, что чёрт знает что написано, и просто обрывки несвязанных мыслей. Итак:

Жидков

Друг мой российский! Перечитав наши первые письма, предлагаю тебе соавторство. Авторы — мы, Жидков и Макеев (хотел бы поставить тебя впереди, но, увы, я первый по алфавиту, и ты лучше смирно стой позади, даже если водка кончается). Предлагаю назвать сие сочинение «Переписка двух дураков».

Почему именно дураков ? В полузабытых беседах с тобой, в ту пору, когда я жил в России, мы не раз приходили к мнению о том, что в мире бездна всего, что мы оба не понимаем, и как бы не силились, не поймём. Посему в умственном отношении мы себя не пытались возвысить. Есть и другое объяснение того, что мы с тобой дураки: вместо того, чтобы вникнуть во что-то, найти рациональное объяснение, мы не пытались напрячь мозги, а тут же коверкали действительность и хохотали над получившимся.

Загнав тебя в компанию дураков, хочу, тем не менее, польстить. Идею стать соавтором сочинения навеял твой уникальный талант буквально всё обращать в абсурд. Вообще, удивляюсь, почему ты не состоялся, как писатель. Понимаю, в писательстве нету денег… Однако, совершенно не удивлюсь, если ты в какой-то момент извлечёшь из запылённого чемодана пачку блестящих рукописей. Итак, жду идей.

Макеев

Привет, Антон. Другой вариант: «Переписка ДД». Такое название нам позволит оставаться такими, как есть. Один дурак, то есть ты, Жидков, сдуру уехавший за тридевять земель, другой, остававшийся на родине без особых на то причин, затеяли эту переписку без всякой прямой необходимости.

Конечно, быть тебе впереди. На обложке нашего сочинения соавтор может даже не присутствовать. Мол, человек тот малоизвестен, можно сказать, совсем неизвестен; мол, имя его затерялось в бумагах и среди прочего остального. Впрочем, стоит мне взять псевдоним, ну, допустим, Амакеев (на абхазский, что ли, манер), как убийственное в одки больше нету прогремит именно для тебя.

Размышление 1. Считаю, что вся живность на Земле делится пока и до сих пор на насекомых и ненасекомых. Записку об этом важном открытии в компетентные органы подал. Теперь нахожусь под впечатлением, которое я на них произвёл.

Размышление 2. На исходе этого лета посетил Генофонд с другим предложением: увеличить количество полов не менее, чем до семи. Надеюсь, ты представляешь себе, какое, наконец, разнообразие наступит в любовных отношениях.

Размышление 3. Предлагаю нам учредить лигу профессиональных испытателей. Есть испытатели самолётов, но где, например, испытатели чувств? Теперь они будут! Океан возможностей! Полная занятость для всех, трудоспособных и инвалидов, для всех возрастов и полов. Или где испытатели жизни? Устраиваешься, допустим, испытателем жизни русского писателя в Америке. Испытание заканчиваешь на кладбище, составляешь подробный отчёт…

Высылаю эти бодрые размышления в качестве лёгкой литзатравки.

Жидков

Аркадий! Ширину и длину моего благородства трудно измерить даже мне. Доказательство тому не за горами: позволяю тебе назваться А Макеев ым , а себя, так и быть, назову А Жидков ым ( А , если я не ошибаюсь, первая буква алфавита и моего личного имени). Хотя мне безразличен алфавит, я о нём порой неделями не вспоминаю, да и слегка подзабыл порядок, особенно в английском алфавите. Тут меня как-то остановили за вождение в подвыпившем состоянии, и полицейский, чтоб убедиться, в каком именно я состоянии, дал мне каверзное задание: перечислите мне весь алфавит, но только чтобы сзади наперёд. Я, конечно, сообразил, что в английском алфавите я запутаюсь, и стал ему русский перечислять. И, надо же, тоже мгновенно запутался. Но если б даже в русском не запутался, полицейский настаивал на английском. Слушал он, слушал, как я там плаваю, надел мне наручники и повёз на более научную проверку с помощью тюремного алкотестера.