Мэрибет Мэйхью Уален - А вдруг это правда? [litres]

Я услышала, как в задней части дома закрылась дверь, потом раздался звук шагов, возвращавшихся на кухню. Я поспешила обратно к столу и села, как будто вообще не сходила с места, а сердце у меня колотилось так, словно я только что пробежала марафон. Когда вернулся мистер Дойл, я сидела, держа в руках свою картинку, стараясь не выглядеть испуганной.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Моя мать спит. – Он протянул ко мне руку. – Но я возьму твою красивую картинку и отдам ей, как только она проснется. Что скажешь?

Я кивнула, внезапно потеряв дар речи и пожалев, что вообще пошла в дом мистера Дойла. Сама атмосфера как будто изменилась, как будто грязь кухни или чего-то еще испортили сам воздух. Я не смела скользнуть взглядом к сумочке на микроволновке, чтобы себя не выдать. Я протянула ему картинку, и он несколько секунд смотрел на нее, а потом подсунул под магнит на холодильнике.

Удовлетворенный, что нашел для нее место, он снова повернулся ко мне.

– Хочешь мороженого?

При этих словах в его взгляде возникло какое-то нетерпение или томление, и я знала, что отказ его разочарует, но я не могла перестать думать о сумочке на микроволновке, и как странно я себя вдруг почувствовала, пока на нее смотрела. Я подумала о том, как расстроилась Зелл, когда я в последний раз заходила сюда, о ее взгляде, когда она предупреждала меня о мистере Дойле. Наверное, мне стоило ее послушать.

Я встала.

– Мне пора возвращаться. Когда я уходила, Зелл спала, и я не хочу, чтобы она волновалась.

Мистер Дойл кивнул, поджав губы. Потом улыбнулся и обнял меня за плечи. Я чувствовала запах пота от его подмышек, сала из его пор, кофе от его дыхания.

– Давай я тебя провожу, – сказал он.

В дверях мы остановились.

– Есть надежда, что ты захочешь помочь устроить такой же прудик, какой вы соорудили во дворе у Зелл? Я думал устроить что-нибудь такое для матери. Может быть, осенью, когда станет прохладнее, она сможет посидеть возле него.

Я подумала о том, что это порадовало бы его мать и что, вероятно, Зелл ошибалась насчет мистера Дойла.

– Я бы тебе кое-чем заплатил за труды, – добавил он.

Я не могла отрицать, что деньги мне пригодятся. Деньги – единственное, от чего я никогда не отказываюсь. Я подумала, что Зелл не стала бы возражать, если бы я выполнила работу и в самом деле получила бы за нее реальные деньги.

– Я спрошу у Зелл, – сказала я.

Он снова улыбнулся мне той улыбкой, которая говорила, что он знает что-то, чего не знаю я, и что это нечто очень его забавляет.

– Обязательно спроси, – произнес он.

Я сделала шаг назад, подальше от него, к дому Зелл. Я думала, что он отпустит меня, но он не сделал этого. Вместо этого его хватка стала крепче, и он потянул меня к себе.

– Ну, обними меня на прощание, – попросил он. В его голосе сквозило разочарование, как будто я веду себя нелепо, пытаясь уйти, не обняв его.

Я позволила ему обнять меня, мои руки безвольно повисли по бокам. Разжав руки, он посмотрел мне в глаза. Глаза у него были коричневыми с зеленым, этот цвет называют ореховым.

– Ты должна обнять меня в ответ, иначе это не считается, – сказал он.

Вместо того чтобы сопротивляться, как мне хотелось, я обняла его. Я говорила себе, что поступаю правильно, что просто обнимаю одинокого мужчину, у которого нет в жизни никого, кто бы любил его в ответ. Я слегка обняла его, как обычно обнимала Джо, когда мама заставляла меня. Потом я быстро отстранилась.

– Я дам тебе знать, когда займусь прудом. Сначала нужно найти речные камни, чтобы выложить его по краю. Как, по-твоему, красиво получится? – спросил он.

Я молча кивнула, но потом все же подала голос:

– Конечно, – выдавила я, хотя понятия не имела, что такое речные камни. Но я согласилась, потому что иногда лучше просто согласиться.

Разговор длился не больше пяти минут. Она знала, потому что посмотрела на таймер после того, как нажала «Отбой»: четыре минуты сорок семь секунд. Они немного поговорили о том, как оба живут сейчас, не тратили времени на прошлое (что ее вполне устраивало) и большую часть разговора уславливались, когда и где встретиться.

– Так уж судьба распорядилась, – высокопарно сказал Трент, – через пару дней у меня встреча неподалеку от тебя. Тебе подойдет?

Судьба была тут совсем ни при чем. Или была?

– Да, – ответила она. – У меня получится.

Ей не нужно было заглядывать в календарь, чтобы понять, что там ничего нет, кроме еще одной поездки к бассейну, еще одной прогулки вокруг квартала с Кристофером в коляске и собакой на поводке.

– Четверг, второго августа подойдет? Скажем… в половину шестого? К тому времени я, скорее всего, закончу со встречами.

Она попросит маму присмотреть за Кристофером, а Ивретт заберет его оттуда после работы.

– Конечно, – выдохнула она. – А где именно?

– Я думаю, мы могли бы встретиться где-нибудь выпить. Может быть, ресторан? Или мы могли бы просто посидеть в баре отеля «Мариотт». Я там остановился.

Она постаралась не думать о встрече в отеле, о его номере наверху, куда они могли просто подняться по лестнице. Это в прошлом. Теперь все по-другому. Она просила его помочь ей вернуться к карьере, которую на время забросила. Вот и все. Она выдохнула.

– Да, бар отеля подойдет.

– Хорошо, куколка, – сказал он, и она услышала, как он улыбнулся в трубку.

Брайт слишком хорошо помнила эту улыбку. Она съежилась, вспомнив, как он называл ее так, как когда-то она сама находила это очаровательным.

– Ладно, тогда до встречи! – Она старалась, чтобы ее ответ прозвучал легко и радостно.

– И, Брайт! – окликнул он как раз перед тем, как она собиралась нажать «Отбой». – Я рад, что ты позвонила. Будет приятно снова тебя увидеть. Мы никогда по-настоящему…

– Ага, и я тоже! – воскликнула она, не желая, чтобы он закончил то, что собирался сказать.

Она пробормотала: «Пока», прежде чем закончить разговор. Держа телефон в руке, она моргнула, глядя на дисплей – 4:47 ; Брайт думала о том, как удивительно легко решить изменить свою жизнь навсегда и как удивительно легко скрыть это решение от того, кого любишь больше всего на свете.

После той первой ночи их отношения стали развиваться невероятно легко. Дни быстро сменяли друг друга в летней дымке. Ей казалось, что она живет в каком-то романтическом фильме. Вот счастливая пара под одеялом в постели, шепчется и хихикает, прячется от детей. Вот папа крадется обратно в свою постель, как только первые лучи рассвета прорезают небо. Вот две семьи едят гамбургеры за столом для пикника, вокруг детских ртов ярко-красные колечки кетчупа. Вот он наживляет ее крючок, когда они все ловят рыбу в соседнем озере, сидя на липком металлическом пирсе, а заходящее солнце окрашивает небо за спиной широкими мазками розового, оранжевого и синего. Прошло несколько недель, прежде чем она, наконец, рассказала ему об Арче, ее слова вырвались в спешке как-то в утренние, предрассветные часы. Она положила голову ему на грудь и прошептала всю историю: бегство в колледж на север от преследователя, вихрь ухаживаний и устройство жизни с человеком, которого она полюбила вдали от дома, на чье преступное поведение не обращала внимания, агенты, которые выглядели удивительно похожими на Людей в черном, которые появились, чтобы растоптать ее цветы и ее жизнь. Она выпустила эту историю одним долгим выдохом, а когда она закончила, оба молчали, и каждый думал, во что превратилась их жизнь.