Дарья Сойфер - Укротить ловеласа

– Расскажи мне, что у тебя случилось, – вдруг тихо попросил Платон.

– Это долгая история… – Надя уныло опустила голову. Стоило бы радоваться за человека, что он сумел, засучив рукава, взяться за себя, но ее душили собственные проблемы. Наверное, она была плохим другом, раз не сумела разделить с Платоном его успехи.

– А я не тороплюсь, – Платон неуверенно похлопал ее по спине. – Давай, Надек, выкладывай. Вдруг я смогу помочь?

Надя прикрыла глаза, собираясь с мыслями. С одной стороны, ей не хотелось жаловаться на жизнь и грузить Платона, когда он только-только выкарабкался из депрессии, с другой стороны, слишком уж тяжело было держать все в себе, а кому еще выговориться, Надя не представляла.

– Ты видел флешмоб из торгового центра? – начала она издалека, и Платон молча кивнул. – Так вот, после этого Игоря с оркестром пригласили на одно мероприятие…

Она сама не ожидала, что ее так прорвет на болтовню. Слова цеплялись друг за друга и сами слетали с языка, сыпались на Платона бурным градом. Люди всегда думают, что психоаналитики нужны слабакам, что нормальному человеку и нечего особо о себе рассказать, а потом приходят на сеанс – и через полтора часа, очнувшись в слезах, понимают, что за все это время ни разу не замолчали.

Вот и Надя никогда не считала себя говорливой, а тут вдруг только раскрыла рот – и понеслось. Рассказала и про то, как мечтала стать концертным директором целого оркестра, и про то, как долго планировала выступление в Архангельском, как старалась, занимаясь организацией, как вкладывала душу в каждую деталь… Билась, билась, и все зря. А теперь еще придется выезжать из квартиры, потому что платить за нее нечем.

Когда внутри не осталось ничего, кроме пустоты и непривычного чувства легкости, Надя выпрямилась, будто сняла со спины здоровенный походный рюкзак, и покосилась на Платона. Вид у него был задумчивый и немного растерянный. Надя ждала, что он скажет банально-поддерживающее, какую-нибудь затертую фразу, которыми всегда пользуются, если хотят побыстрее завершить чужую исповедь, вроде «все будет хорошо» или «ты справишься», но Платон вдруг взял ее за руку и крепко сжал.

– Так было всегда? – спросил он.

– Что? – Надя так удивилась, что даже не стала убирать руку.

– Ты всегда так работала? Суетилась, носилась, звонила?…

– Ну… Да, – она дернула плечом, не понимая, к чему он клонит.

Платон стиснул челюсти, словно ужасно разозлился на кого-то.

– Прости, – выдохнул он.

Одно короткое слово, а Надю будто контузило. И вроде не крикнул, не оглушил, а ей показалось, что рядом подорвалась граната. Может, все дело в том, что он произнес это пронзительно и искренне, может, – в том, что его глаза при этом подозрительно блестели.

– За что? – опешила Надя.

– Я никогда… – он странно кашлянул. – Никогда не думал, что ты так много работаешь. В смысле… Нет, ты все время была рядом или на телефоне… Но ты все делала с такой легкостью, я не знал, что это отнимает у тебя столько сил… И я ведь даже не ценил это!

– Да ладно, чего ты в самом деле, – она неловко поежилась, уж больно траурное он сделал лицо.

– Нет, я серьезно, – Платон наклонился к ней, но потом сам же отпрянул и сунул руки в карманы.

– Все в порядке. Я люблю свою работу, просто это не всегда взаимно, – она улыбнулась и положила руку Платону на колено, но он вздрогнул, как ошпаренный.

– Лучше не надо, – он отодвинулся от Нади.

– В любом случае, спасибо, что выслушал, – она постаралась не подавать виду, что реакция Платона на ее прикосновение задела ее. Вот как понять его? Еще недавно целовал так, будто целиком хотел проглотить, а теперь шарахается от нее, как от прокаженной. – Мне уже легче, думаю, я как-нибудь все разрулю… Наверное…

– Нет! – воскликнул он так резко, что Надя, уже собравшись было встать, подскочила и рухнула обратно.

– Господи! Зачем так пугать?

– Нет, – повторил Платон уже тише. – Я сам.

– Что – сам? – непонимающе моргнула она.

– Сам все разрулю. Этот концерт состоится, и ты получишь за него все до копейки, – сказал Платон твердо, будто не со студентами собирался разговаривать, а снаряжался в крестовый поход. – А что касается квартиры, я переведу тебе всю сумму прямо сейчас.

– Не надо! – отмахнулась Надя. – Я не могу это принять.

– Можешь! – отрезал он. – И примешь. Это не обсуждается. У них сейчас репетиция? – он кивнул в сторону консы.

– Ну да, но…

– Вот и отлично! – он встал и взял чехол от виолончели с таким видом, словно внутри был пулемет. – Сиди здесь, я скоро приду.

И, резко развернувшись на каблуках, он уверенно зашагал к консерватории, напомнив Наде Антонио Бандераса из фильма «Отчаянный», когда тот собирался покромсать в лоскуты целую банду головорезов. Надя коротко вздохнула, покосилась на Петра Ильича Чайковского и шепнула:

– Не знаете, что за вожжа попала ему под хвост?

«Скоро» – понятие растяжимое, и Надя убедилась в этом на собственном опыте. Сначала она не хотела идти вслед за Платоном, но вовсе не потому, что привыкла подчиняться приказам. Нет, просто от одной мысли снова войти в тот зал, где каждый считал ее алчной гадиной, становилось тошно. Однако время шло, а Платон все не появлялся, и Надя начала подозревать неладное. Кто знает этих студентов? Запинают его ногами, забьют кларнетами, надуют через флейту, как лягушку. Что ни говори, а нет на свете существ более жестоких, чем дети, даже если эти дети возомнили себя взрослыми и могут покупать пиво по паспорту. Еще и пресловутый эффект толпы, – страшная штука.

Не выдержав мук любопытства, Надя бросилась в консерваторию. У самого входа в зал сбавила шаг, аккуратно приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

Там уже никто не играл: инструменты молчали, и лишь мужские голоса, усиленные качественной акустикой, гремели над пустыми рядами кресел. Студенты, вжавшись в свои стулья и затаив дыхание, наблюдали за битвой двух титанов.

– Это все твоя вина! – рычал Платон на Игоря. – Ты должен был сразу предупредить их о Надиной ставке!

– Моя? – Игорь говорил нарочито спокойно, хотя шея его покрылась багровыми пятнами, а у висков вздулись вены. – Напомни, будь добр, каким местом наши с Надей дела тебя вообще касаются?

– А тебя не касается, чем они меня касаются! – выпалил Платон, и кто-то в оркестре фыркнул, с трудом сдерживая смех. Платон, впрочем, тут же обернулся на весельчака с таким свирепым видом, что чувство юмора отключилось у всех разом.

– Ты смешон, Барабаш, – Игорь презрительно скрестил руки на груди. – Иди, записывай свои ролики для дамочек, здесь тебе делать нечего.

– Вот как?! Чтобы вы могли бесплатно сесть Наде на шею и ножки свесить? Не выйдет! – Платон шагнул к Игорю вплотную.