Захар Прилепин - Ополченский романс

Скрип спрятал автомат под безразмерной спортивной кофтой, Лютик – в белый пакет. Дак всё ещё держал “Калаш” на коленях, положив на железо спокойные руки.

– Можно закурить? – спросил Дак, указывая подбородком на пачку в подстаканнике машины.

“Он всё это время не курил, – подумал Лесенцов. – Дожидался моего возвращения. Вот выдержка у человека. А если это последняя его сигарета? А он ждал. Не взял без спроса…”

– Конечно, бери всю пачку, – ответил Лесенцов. – Лютик, как там, не явился наш пропащий немец?

– Нет, не приходил, – сказал Лютик.

Лесенцов уже медленно выруливал. Сердце его колотилось и ныло.

Притормозил возле “девятки” – там, наконец, совсем вырубили музыку, и, с третьего раза, завелись, но ещё не трогались.

Из “девятки” вышел неспешный водитель, – такой же малолетка, как и все остальные.

Он, судя по внешнему виду, спал всё это время.

Лесенцов приоткрыл окно.

– Я не понял, мне за тобой? – спросил подросток, всё ещё пытаясь разлепить слипшиеся глаза; рот у него тоже едва открывался.

Лесенцов выдохнул, успокаивая себя.

– Нет, я с левого края припаркуюсь, чтоб Ариха меня не видела. А ты – с правого, под её окнами. Потом поставь кого-нибудь из своих на угол проследить за нами. Когда мы с пацанами зайдём в подъезд – досчитай до тридцати, и врубай музыку.

– А ты со своими пацанами? – спросил водитель, и попытался заглянул в “паджерик”, облизывая губы сухим языком, с таким видом, словно его тут могли чем-то угостить.

– Да. Это артисты. Из цирка. Будем мою невесту веселить, – приветливо улыбаясь, сказал Лесенцов, и нажал кнопку поднятия стекла.

Подросток, хмыкнув, пошёл к своей машине.

– У вас тут все дети такие борзые? – спросил Лесенцов то ли Лютика, то ли Скрипа.

– Это не борзые, – ответил Скрип.

Лесенцов припарковался слева от соседнего дома, носом сразу на выезд.

Проследил, как подростки объехали здание, чтоб встать где-то с другой стороны.

Людей возле дома не было.

– Если по уму, – сказал Лесенцов, поворачивая ключ, – в нашей машине кто-то должен остаться, и не глушить её. Но по уму – не сегодня…

Они быстро повыпрыгивали из “паджерика” и скорым шагом прошли вдоль стены до крайнего, нужного им, подъезда. На углу дома уже стоял подросток и смотрел на них. Выражения его глаз в полутьме было не разглядеть. Хорошо, что первым шёл Лесенцов, у которого из оружия был только ПМ за поясом – автомат он оставил дома. Вторым следовал Дак, спрятав автомат за полог куртки – и, пожалуй, это было заметным. Третьим – Лютик с пакетом, где “Калаш” едва помещался, и никак не походил ни на что, кроме “Калаша” в пакете. Как выглядел Скрип, Лесенцов даже не посмотрел.

Подойдя к дверям, Лесенцов увидел кодовый замок.

– Какой код? – спросил он нехорошим, сорвавшимся голосом. – Лютик?

– А я знаю? – ответил Лютик.

Лесенцов и так уже понял, что Лютик не знает.

Подросток следил за ними с угла.

“…что сделать? – метался Лесенцов. – У подростка спросить? Но он из другого дома, скорей всего. Сказать Лютику, чтоб позвонил соседке? Но он же не знает номера её телефона! Значит, надо позвонить однокласснику, чтоб тот сказал матери, чтоб та позвонила соседке… О, боже…”

Лесенцова тихо обошёл Дак и, присев возле двери, щёлкнул зажигалкой.

Спустя несколько секунд железно чмокнул замок, и дверь поползла навстречу.

– Цыфирки кода обычно потёрты, – пояснил Дак, и пропустил Лесенцова.

Тот, заходя, махнул подростку рукой, и успел заметить, что на углу тот стоял уже не один, – виднелись ещё две башки.

“Как бы они сами милицию не вызвали”, – проговаривал почти вслух свои мысли Лесенцов: это придавало механистичности каждому его действию и отвлекало от того, что должно было начаться через двадцать пять, двадцать, пятнадцать секунд.

Прошелестел пакет, сброшенный Лютиком с “Калаша”.

Лесенцов вытащил ПМ с досланным патроном в патроннике, и нёс его в руке.

Подойдя к двери, сделал левой рукой три коротких и один длинный звонок. Даже слишком длинный.

К некоторому удивлению Лесенцова, вдруг загрохотавшая на улице музыка оказалась слышна даже в подъезде.

С той стороны двери что-то спросили, но он не расслышал, что именно, и стоял в растерянности: “…а если не откроют? что тогда? чёрт!.. если не откроют?”

– Да кто там? – крикнул кто-то в квартире, но замки уже проворачивали свои челюсти, и Лесенцов понял, что спрашивали не его, и не про него, а про подростков, врубивших на улице музыку, и даже успел услышать из-за дверей ответ: “Те же придурки, что вчера!”.

Дверь поползла внутрь квартиры.

Лесенцов с силой ударил в дверь ногой и тут же выстрелил в грудь успевшему отшатнуться человеку. У человека был в руке пистолет, но это уже не имело значения.

За ним стоял ещё один – в шортах и голый по пояс – с карабином, но в него выстрелил Дак из автомата. Лесенцов в этот миг уже свернул влево, в коридор, ведущий на кухню, и, ещё не видя там никого, двигаясь по коридору, дважды выстрелил – пули вошли в стену, из которой полетела во все стороны белая извёстка. Сделав три стремительных шага, Лесенцов, вытянув руку с пистолетом, оказался на маленькой кухне, и увидел человека, зачем-то забравшегося столешницу; в одной руке этот человек держал кухонный нож, который тут же метнул в Лесенцова. Нож больно ударил Лесенцова рукояткой в лоб; в другой руке человек держал железный чайник, но им не успел воспользоваться: Лесенцов выстрелил ему в живот.

Человек сначала ударился спиной о навесные полки с посудой – загрохотали многочисленные тарелки, – а потом тяжело и слишком медленно повалился на пол. Лесенцов выстрелил ему ещё раз куда-то в бок.

Заметил, что из крана струёй бьёт в тарелки вода; и, на ходу сменив обойму, вернулся по коридору обратно в прихожую, успев за эти три шага услышать только одну автоматную очередь, – дальше наступила тишина, – и подумать, как минимум, о нескольких вещах.

Он подумал: “Ванная, совмещённая с туалетом, – слева от входной двери, а от меня сейчас справа. Ванную зачищал Скрип. Как бы он не вышел мне навстречу на звук моих шагов и не застрелил меня”.

Он подумал: “Перестали стрелять: а если убили всех моих людей – что тогда? Я сейчас выгляну в комнату и буду сразу застрелен с нескольких стволов? Нельзя ли этого избежать?”

Он подумал: “На улице не играет музыка, я её не слышу. Точно не прошло три минуты. Куда делись эти чёртовы подростки? Я же им заплатил”.

Все мысли вместились в один стремительный промельк.

Лесенцов дошёл до конца коридора, видя убитого им первым выстрелом человека, и, чуть присев, чтоб не получить пулю в голову, заглянул налево, в комнату.

В комнате валялся на боку второй, застреленный Даком.