Карл Кнаусгорд - Любовь

— Да, — сказал я.

Под нами волна ветра от подходящего поезда утянула пластиковый пакетик с перрона. Зверем с огнями вместо глаз показался из черноты дальнего края перрона поезд.

— Она из другой лиги, — говорил Гейр. — Это мировой уровень.

Я во время ее чтений ничего особенного не почувствовал. Но до начала вечера успел ей поразиться: она оказалась невысокой, полной женщиной в возрасте, стояла в баре, пила что-то, на руке висела дамская сумочка.

— «Долина бабочек» — это венок сонетов, — сказал я, выходя на перрон, поскольку поезд уже стоял. — Это, видимо, самая сложная поэтическая форма. Первые строчки всех сонетов должны сложиться в последний сонет.

— Хадле много раз объяснял мне эту систему, — сказал Гейр, — но в моей голове она не удерживается.

— Итало Кальвино делает нечто похожее в «Если однажды зимней ночью путник», — сказал я. — Не так строго, конечно, но у него названия глав складываются в самостоятельный текст. Ты читал?

Двери открылись, мы зашли в вагон и сели друг напротив друга.

— Кальвино, Борхеса, Кортасара можешь оставить себе, — сказал Гейр. — Я не люблю фантазирования. И не люблю конструктов. Для меня в зачет идут только люди.

— А как же Кристенсен? — спросил я. — Более рационального конструирования текста еще поискать. Местами у нее буквально математический расчет.

— В том, что я слышал, ничего такого не заметил, — сказал Гейр, и я посмотрел за окно, потому что поезд поехал.

— Ты слушал голос, — сказал я. — Он перевешивает все цифры и все расчеты. И так же с Борхесом, во всяком случае, когда он на высоте.

— Без мазы.

— Не хочешь читать?

— Нет.

— Ну, дело хозяйское.

Мы помолчали, сдавшись безмолвию, в которое погрузились остальные пассажиры. Пустые взгляды, бездвижные тела, слабое качание пола и стен.

— Побывать на поэтическом вечере все равно что в больнице, — сказал он, когда поезд отошел от следующей станции. — Сплошные невротики.

— Но Кристенсен — нет?

— Нет. Я тебе про это и говорю. Она делает что-то другое.

— Вдруг те самые жесткие конструкции, которые тебе не нравятся, служат здесь противовесом? Объективатором?

— Возможно, — кивнул он. — Короче, если бы не она, то вечер был бы потрачен впустую.

— Еще этот с квартирой, — сказал я. — Рааттамаа, да?

Утром я позвонил по номеру, полученному от Рааттамаа. Никто не ответил. Я звонил весь этот день и следующий. Не отвечает. Не берет трубку. На третий день мы поехали на другое культурное мероприятие, где он ожидался, сели в баре напротив, после окончания он вышел, а тут мы, он опустил глаза, увидев меня, — к сожалению, уже поздно, квартира ушла. Гейр Гюлликсен договорился для меня о встрече с двумя редакторами «Нурстедтс», я с ними пообедал, и они дали мне список писателей, с которыми мне стоит познакомиться, — «не все самые известные, зато самые приятные» — и сказали, что я могу две недели пожить в гостевой квартире издательства. Я поблагодарил и перебрался туда, а уже когда я жил там, на связь вышел Юар Тиберг, большое стихотворение которого мы печатали в «Ваганте»: его знакомая из журнала «Урдфронт» уезжает на месяц, я могу пожить у нее.

Я регулярно звонил Тонье и рассказывал, как у меня дела, чем занимаюсь, она рассказывала мне, что происходит у нее. Вопросом, чем мы с ней на самом деле занимаемся, никто из нас не задавался.

Я начал бегать. И снова начал писать. С выхода первого романа прошло четыре года, а у меня по нулям. Валяясь на водяной кровати в подчеркнуто феминной комнате, которую я снимал, я понял, что вариантов реально два: или писать о своей жизни, все как есть сегодня, такой типа дневник, открытый в будущее, плюс присоединить глухим подтекстом происходившее со мной в последние годы, про себя я называл книгу «стокгольмский дневник», или продолжать историю, начатую за три дня до отъезда, о ночной поездке в шхеры с папой, когда мне было двенадцать лет, как он ловил крабов, а я нашел мертвую чайку. В истории была атмосферность, настроение: тепло, темно, крабы и костер, кричат чайки, охраняя свои гнезда, когда папа, Ингве или я проходим по холму мимо, что-то в этом было, но я сомневался, достаточно ли, чтобы удержать роман. Днем я читал, валяясь на кровати, нередко забегал Гейр, и тогда мы шли вместе обедать, вечером я писал, или бегал, или ехал на метро к Гейру с Кристиной, я очень сблизился с ними за эти две недели. Помимо литературы и политико-идеологических тем, кои Гейр считал важным обозначить, мы все время разговаривали о своем, о личном. В моем случае эта бочка была без дна, я вспоминал все подряд, от детских историй до смерти отца, от того лета в Сёрбёвоге до той зимы, когда я встретил Тонью. Гейр оказался проницательным, он умел отстраниться и вскрыть самую суть, раз за разом. Его история, а она обрела ясность не сразу, видно, ему сначала надо было убедиться, что на меня можно полагаться, оказалась практически полной противоположностью моей. Он вырос в простой семье без малейших амбиций, в родительском доме не было ни одной книги, в то время как мои родители принадлежали к среднему классу и оба, и мать, и отец, пошли во взрослом возрасте получать дополнительное образование, а дома в моем распоряжении имелась вся мировая литература. Он был из школьных драчунов, которых вечно отчисляют и таскают к школьным психологам, а я, наоборот, зубрилой, который примерным поведением стремился во что бы то ни стало добиться расположения учителя. Пока он играл в солдатиков и мечтал, что когда-нибудь у него появится собственное настоящее ружье, я играл в футбол и даже подумывал о профессиональной карьере. В то время как я на школьных выборах [37] В Норвегии параллельно со взрослыми выборами старшеклассники, не имеющие права голоса, проводят в школах свои неформальные выборы, организованные по точному подобию взрослых; их результаты тоже обнародуются. представлял на дебатах левых социалистов [38] Левые социалисты — имеется в виду Социалистическая левая партия Норвегии ( Sosialistisk Venstreparti ), одна из ведущих партий левого направления в стране. и писал итоговую работу о революции в Никарагуа, он вступил в молодежные подразделения Сил территориальной самообороны [39] Силы территориальной самообороны ( Heimvernet ) — подразделение Вооруженных сил Норвегии. и Партии прогресса [40] Партия прогресса ( Framskrittspartiet ) в политическом спектре Норвегии представляет интересы «новых правых». . Пока я, посмотрев «Апокалипсис сегодня», писал стихи об ампутированных руках детей и преступлениях против человечности, он изучал возможности получить американское гражданство и пойти воевать.

Все это не мешало нам разговаривать друг с другом. Он понимал меня, я понимал его, и впервые во взрослой жизни рядом был человек, которому я мог сказать все без утайки.