Вадим Мраморнов - Записки нетолерантного юриста

Л.д. 15. Ордер на арест и обыск у Мраморнова М. И. от 2 ноября 1937 г.

Л.д. 17. Анкета арестованного Мраморнова Михаила Ивановича.

«Родился 21 июля 1875 г., место рождения – село М. Бакур б/Сердобского уезда Саратовской губернии, м/жительства – с. Новоселки, Вачского р-на Горьковской области, соц. Происхождение – сын попа. В 1875 году окончил Духовную семинарию, б/п, русский. Жена – Валентина Петровна 62 лет. Арестован Вачским УНКВД 2.11.37 г.»

Таким образом, к моменту ареста Михаилу Ивановичу было 62 года. На следующий после ареста день его допросили.

Л.д. 18–20. Допрос Мраморнова М. И. 3 ноября 1937 г.

Вопрос: «Вы признаете себя виновным»?

Ответ: «Виновным себя не признаю, к-р работы совместно с Гурка Я. Ф. я не проводил. Допрос прерван». (Так обычно пишется, когда допрашиваемый отказывается давать показания – авт.)».

Л.д. 21. Обвинительное заключение: «Я, пом. оперуполномоченного УКГБ Вачского РО УНКВ Строганов, рассмотрев 10 ноября 1937 г. следственное дело по обвинению: Гурка Я. Ф., Мраморнова М. И., УСТАНОВИЛ:

Гурка и Мраморнов, будучи тесно связанными и враждебно настроенными к Советскому строю на протяжении ряда лет систематически распространяли среди населения к-р пропаганду (ложь – авт.), высказывали террористические намерения против руководства ВКП(б) и Советского правительства (ложь – авт.). Положительно высказывались о врагах народа – Тухачевском, Якире и других и в знак соболезнования по поводу их расстрела по заказу Гурка служили панихиду в Фотинской церкви в присутствии массы верующего населения. К-р деятельности Гурки и Мраморнова подтверждается показаниями свидетелей Новикова (л.д.1–2), Панкратова (л.д. 5–6).

Обвиняемые Гурка и Мраморнов виновными себя признали (л.д. 19–20 – ложь – авт.), а поэтому ПОСТАНОВИЛ:

Следственное дело по обвинению Гурка Я. Ф. и Мраморнова М. И. направить на рассмотрение тройки УНКВД по Горьковской области.

«Согласен» нач. Вачского Р. О. УНКВД Г. О. Савров».

Л.д. 22. Справка: «Мраморнов под стражей в Горьковской тюрьме с 14 ноября 1937 г. Вещественных доказательств не имеется».

Выписка из протокола № 29 заседания особой тройки Управления НКВД по Горьковской области от 19 ноября 1937 года.: «СЛУШАЛИ: Дело по обвинению Мраморнова М. И. в том, что совместно с Гурка систематически вел а/Советскую, террористическую и к-р агитацию, направленную на дискредитацию политики ВКП(б) и Правительства и борьбы с врагами народа – троцкистами, шпионами и диверсантами.

ПОСТАНОВИЛИ: Мраморнова М. И. – РАССТРЕЛЯТЬ. Лично ему принадлежащее ему имущество – конфисковать. Докладчик – тов. Нестеров».

(То же самое – в отношении Гурка – авт.).

Акт от 2 декабря 193 7 г.:

«Приговор приведен в исполнение 2.12.37. в 15 часов.

Соловьев – комендант УНКВД по Горьковской области, ст. лейтенант ГБ

Русанов – помощник коменданта

Бобков – дежурный комендант».

А ведь живы и ходят среди нас потомки этих подонков Строганова, Саврова, Нестерова, Соловьёва, Русанова, Бобкова и, наверное, хранят их медали, показывают и рассказывают своим малолетним о том, какие герои были их предки.

Из изложенного видно, что шестидесятидвухлетний Михаил Иванович был убит средь бела дня без всякого суда шайкой (тройкой) НКВД в Горьком (ныне Нижний Новгород) в тюрьме (проспект Гагарина, напротив Нижегородского Государственного Университета), которая и теперь служит следственным изолятором.

Так сучья власть выстрелом в голову Михаилу Ивановичу прекратила двухсотлетнюю династию священников Мраморновых.

Из дела видно, кто оговорил его, кто фабриковал дело, кто писал и утверждал обвинительное заключение, кто принял решение о расстреле, и кто привел это решение в исполнение. (Таких дел только в Горьковской области было сфабриковано десятки тысяч – авт.). Тело убитого Михаила Ивановича вместе с телами других расстрелянных бедолаг погребено, ну как погребено – закопано, в общем захоронении в дальнем правом углу у стены так называемого Бугровского кладбища, которое располагается за до сих пор действующей тюрьмой.

Из изложенного видно, что советское общество тех времён смело можно было разделить на три категории:

1. Те, кого репрессировали;

2. Те, кто репрессировал;

3. Те, кто писал доносы.

Ну и те, кто покорно помалкивал.

При этом в свете происходящего ныне автор не видит никаких гарантий тому, что всё это не повторится при его жизни. Доносы уже пишут и их «компетентные органы» рассматривают.

Понимая, каким людоедом был тов. Сталин, мне больно смотреть на то, как какие-то люди несут к могиле упыря гвоздики. Много гвоздик. Потомки тех, кто расстреливал, наверное.

Во времена репрессий существовало такое людское понятие, как «Расстанная дорога». У выходов из следственных изоляторов собирались родные и близкие бедолаг. Ждали, когда их отцов, мужей, братьев выведут и погонят этапом в ГУЛАГ. Пытались передать им что-то покушать. Расставались…

Когда-то давно я посвятил стихи своему предку.

С Борисом Немцовым судьба меня свела, когда он ещё не был ни Нижегородским губернатором, ни, тем более, Вице – Премьером страны великой. Тут всё, что помню о нём.