Дмитрий Горчев - ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

А во-вторых. Во-вторых я сейчас обижу Вову, который безусловно прекрасный художник. Он очень хорошо рисует. У него есть СТИЛЬ (который я много лет пытался тоже выработать для себя, но так и не получилось). Я видел несколько тысяч его рисунков. Среди них не было ни одного плохого. Но не было и ни одного, от которого можно расхохотаться или загрустить. Они нормальные. А вот волшебства нету, ну нету, пусто. И не становится страшно интересно — а кто же там, в заветном этом дупле?

Ну я опять не знаю. Вот помните был в мультфильме Волчок — у него один глаз был живой, а другой мёртвый. Или Ёжик, который плыл на спине по реке.

Нет, не умею я такие штуки объяснять.

Был в субботу на Сытном рынке, очень удивился, что там везде продают очень много тыкв. Я вообще только одно знаю полезное применение для тыквы — добавлять её в манты. Но манты тут никто делать не умеет, а предположить, что петербуржцы вдруг полюбили тыквенную кашу — такое может прийти в голову только такому человеку, который эту кашу никогда не ел.

Вообще с развитием прогресса всё больше попадается на улице странных вещей. Очень много стало сумасшедших, которые на ходу громко разговаривают сами с собой.

Основной болезнью населения похоже сделался правосторонний отит — часто можно видеть людей, прижимающих ладонь к уху, обычно именно к правому. В самый неподходящий момент у некоторых людей вдруг что-то начинает шипеть и щёлкать внутри или там начинает разговаривать масяня — видимо у них сломался Органчик и им пора идти к часовых дел мастеру починяться.

Про хелувин же чего сказать? Можно конечно одеться скелетом, научить своих детей петь джингл-белз, самому на днях рождения петь хэппи-бёздэй, дарить любовнице картонное сердечко на валентинов день и жарить индейку в день благодарения, и почитать себя по этим причинам жителем Цивилизованного Мира. Только не надо увлекаться. А то ведь эдак можно однажды решить, что всё это по-настоящему, нарядиться в костюм того же бэтмана да и полететь устанавливать справедливость этажа эдак с шестого. Бэтману — бэтманово.

Видел я кстати однажды кино про этого бэтмана. У него торжество Добра всегда состоит в том, что всё вокруг горит, всё разломанное, валяются повсюду дохлые людишки, а он стоит посреди всего этого ну такой блестящий, такой охуительный — вот оно и счастье наконец пришло к жителям Проклятого Господом Города.

Вышел сегодня из издательства с полным карманом денег. Ну это для меня полный карман, другому кому может быть столько денег жена утром даёт на пирожки. Посмотрел на мрачную Чорную Речку и подумал, что необходимо доставить себе немедленно какое-нибудь неизъяснимое наслаждение.

А какое наслаждение? Водка? Марафет? Девочки? Два енотовых тулупа? К цыганам? Скучно.

Пошёл в сторону метро, может быть там какое-нибудь наслаждение есть. Тут же вижу — подвал. Надпись «художник». Спустился — а там внутри прекрасное всё вообще. Сладостные разные пастели и сангины, карандаши и кисти одна другой лучше. И уголь и бумага разная наощупь. Если бы там продавали офортный станок, я бы немедленно купил офортный станок, но к счастью его там не было.

В общем у меня оказалась железная воля и оставил я там всего-то около пятидесяти долларов, купивши себе стоячий мольберт (это давняя моя мечта) и немного карандашей. Ну ещё там по мелочи всякого.

И немедленно стало хорошо.

Я никогда не был особым поклонником того воплощения Идеального Мира, которое столько лет строили Ленин-Сталин-Хрущёв-Брежнев.

Более всего оно напоминает мне те модели, что строили у себя в ящике известные роботы Трурль и Клапауций: отнять свободу слова — вернуть свободу слова, всех посадить — всех выпустить, всё засеять — всё повыдергать, собрать камни — разбросать камни.

Хороший парикмахер знает, что после таких экспериментов единственное, что можно сделать умного — это побрить клиента наголо и начать всё сначала.

Вот собрались люди строить узкоколейку. Поначалу-то все горели. «А давайте вот так сделаем! А ещё вот так! А если вот так попробовать?» А потом, когда стало ясно, что и так и эдак всё равно чем дальше, тем узкоколейка кривее, все погасли как-то, устали, стало скучно. Один сказал «да какая хуй разница», другой в лес пошёл посрать и не вернулся, остальные заподозрили что он в бараке мыло спиздит, побежали его искать, сами спиздили у всех мыло и тоже не вернулись. А контуженные идиоты наподобие павки-корчагина к тому времени уже все померли.

Ну и сдали узкоколейку буржуям на металлолом за возможность сниматься в рекламе пиццы и хрустеть со вкусом.

Так что с последним вас праздником мечты о том, что можно жить по-другому, дорогие вы мои товарищи.

А вот за что убили например чегевару? Не того чегевару, который на майке, а обычного живого чегевару.

Не за то же ведь что он собирался устроить социалистическую революцию в сраной какой-то Боливии. Это сейчас она очень ценная страна, потому что там кокаину много, но в те времена это было не очень существенно ещё.

А убили его на самом деле за то, что после того, как его убили, нашли у него в доме два поношенных берета и выяснилось, что жена его носила штопаные трусы. Так нельзя. Он ведь был министром чего-то на Кубе, а министру себя так вести нельзя. Нет, он не должен воровать — воровать, это для мелочи всякой. А министр, он просто должен дать подряд на военные поставки деверю своему, честнейшему человеку. И сам не в обиде, и солдатики обуты.

А у этого сука блядь два берета и больше нихуя.

Самый страшный человек — это не тот, который выебал детский сад, с этим-то всё понятно. Самый страшный — это который непонятно чего хочет. Запусти его в самый лучший супермаркет с тысячей долларов — он блядь купит там себе три бутылки пива степан разин. То есть того, чего все хотят — машину там длиной восемь метров или дом трёхэтажный с подземным гаражом — не хочет. Опаснейший человек. Уничтожать немедленно.

С буржуями смешно разговаривать про Россию. Они все в курсе, волнуются за нас — юкос там, чечня, путин очень недемократический.

Они искренне за нас переживают: ну почему, почему бы нам не сделать всё как у людей и зажить как люди так же хорошо, как все живут. Ну ведь хорошо, хорошо ведь? — обводят они рукой цветущий свой пейзаж. Ну да, — соглашаюсь я, — чистенько.

Хуже нет людей, чем те, которые от всего сердца желают кому-то добра. Но они же своего добра желают, а не того, которое на самом деле этому кому-то нужно.

Но впрочем люди все вежливые, приветливые. Но почему же блядь так домой-то хочется? Что-то было про это в самом гениальном романе двадцатого века под названием незнайка на луне.