Дмитрий Горчев - ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

И вот таких людей в городе Петербурге целые вагоны в метро ездят. Один со скрипочкой, другой с контрабасом, третий вообще ясно, что полностью ебанутый, но тоже уже пьяный, и таких людей — их ДОХУЯ. И никто из жителей Петербурга не обращает на них внимания, потому что половина жителей — это они и есть, а другие к ним давно привыкли.

Зато если человек приезжает из другого города, в основном из Москвы, такое положение вещей вызывает в нём страшное раздражение. Потому что в этом случае нарушается основной принцип Справедливости, то есть кто-не-работает-тот-не-ест. А эти тут все не работают. И раз едят, то значит из моего кармана и мои личные продукты.

Петербуржцев же давит противоположная жаба: по их мнению москвичи захапали себе все денежки и тратят их теперь на всякую хуйню — транспортные какие-то кольца и оскорбительные металлические карикатуры на петра-первого. А ведь деньги можно тратить с гораздо большей пользой — накупить например ещё много-много уродов для кунсткамеры и зверушек для зоологического музея.

Город Петербург уже практически готов к сдаче.

Никакой блокады в этот раз не будет. В пятницу двадцать третьего мая начальники попрощаются со своими подчинёнными, уходящими в отпуск за свой счёт. Подчинённые поедут домой, где их будут уже ждать собранные вещи, жёны с зашитыми в лифчиках деньгами и радостные по такому случаю дети. Затем, пока ещё работает метро, все поедут на разные вокзалы: московский, балтийский, финляндский, варшавский, витебский и разъедутся кто куда. К друзьям, к родственникам в Челябинск, в деревни, в леса, на северный полюс — лишь бы подальше отсюда. И останутся в городе только те несчастные, кого не отпустили — врачи скорой помощи, сантехники, шофёры, сторожа и депутаты городского собрания. И тогда настанет тишина в городе Петербурге.

А потом придёт утро, и под выкрики команд на чуждом наречии в город войдут Гости.

Нельзя сказать, что петербуржцы так уж не любят гостей. Петербуржец может запросто пустить к себе переночевать такого уж хрена с горы, что хрен этот даже сам удивится и постесняется этого петербуржца ограбить, тем более, что там и грабить-то особенно нечего. Но это нормальные, обыкновенные гости.

А эти Гости — они не просто гости.

Они сразу приедут со своей собственной милицией, авиацией, кантемировской дивизией, лазерными пушками, бабами, оркестрами, пивом-клинское, тарифом-оптима, борисом-моисеевым, максимом-галкиным, идущими-вместе, мэром-лужковым и иконой Божьей Матери работы художника-шилова.

Гости расставят вдоль Бордюров по невскому проспекту и дальше везде две шеренги автоматчиков и между ними промчится одна чорная машина, потом еще две, пять, сто, и умчатся они куда-то в особое место. И проспавший всё на свете литератор, и без того не особенно счастливый, а с утра и вовсе, будет с ужасом пробираться за пивом сквозь кордоны конной милиции, и когда он будет переходить улицу, на его вспотевшем лбу будет дрожать красная точка лазерного прицела.

Ну а потом уже пойдут аккуратные колонны идущих-вместе, размахивающих фальшивыми томиками Блока и Тютчева, военные оркестры, перепуганный губернатор-яковлев, ансамбль-блестящие в сияющем грузовике, артист-боярский в чорной шляпе, потом ещё какие-то люди и начнётся веселие.

Главная же проблема, стоящая перед жителями города Петербург — это спасение яиц коня петра-первого.

Дело в том, что в нахимовском училище уже много лет существует традиция, согласно которой выпускники обязаны в ночь перед выпуском до блеска начистить яйца коня петра-первого. От этого яйца каждый год уменьшаются и в настоящее время их объём составляет не более шестидесяти процентов от тех яиц, которыми конь петра-первого был оснащён при отливке.

Понятно, что через какое-то время, пусть может быть и не в этом веке, но однажды конь петра-первого останется совсем без яиц. А великий основатель великого города на коне без яиц — это согласитесь, довольно таки позорно.

Запретить курсантам начищать яйца нельзя, так как традицию эту ввёл сам царь-пётр, ещё в одна тысяча семьсот шестнадцатом году самолично начистив до блеска яйца своего тогда ещё живого коня.

Конь этот впоследствии умер и царь-пётр даже приходил на его могилу и возложил стопу на его череп. Ну в общем про это уже писал в своём стихотворении Александр Сергеевич Пушкин. Правда на самом деле змея не сумела прокусить сапог царя-петра и он убил её тростью, но тем не менее змея тоже попала в памятник.

Самое же удивительное в этой истории — это как в неё опять попал Александр Сергеевич Пушкин?

Нет ни одного, вообще ни одного предмета, о котором Пушкин не сказал бы пару слов. Бодрый такой, небольшой и коричневый, всё-всё обследовал он в той небольшой кухне, в которой мы все существуем, всё ощупал своими бакенбардами и записал это в своих тетрадях.

Если хорошо порыться в его записях, можно найти зашифрованные сведения не только о царе Николае I, но даже и о печальной судьбе Николая II. К Ленину Пушкин относился без особого интереса, Троцкого назвал проституткой, а к депутату Шандыбину относился хоть и с юмором, но вполне доброжелательно.

Я где-то недавно писал про критиков, что им нельзя никого ругать. Критики видимо это дело прочитали, задумались и теперь пишут такие рецензии, из которых вообще уже ничего понять невозможно.

Вот читаю например рецензию про свою собственную книгу и нихуя абсолютно не понимаю — это про что вообще? Оно это зачем?

Ну я-то хотя бы знаю немного про эту книгу, а если бы не знал?

Или вот скажем, вот этоя тоже не понял, только постеснялся переспросить.

В обоих случаях люди говорят сначала одно, потом прямо противоположное, становится интересно — а какой же из всего этого следует вывод? А оно хлоп и кончилось.

Вообще я недавно составил список тех, чьим вторичным эпигоном являюсь:

Хармс и ещё раз Хармс

Зощенко

Мамлеев

Жванецкий

Е. Шестаков

Митьки

Алешковский

Голявкин

Кроме того, я напиздил сюжеты у Лема, Воннегута, Шекли, Быкова и Татьяны Толстой.

В общем-то не так уж и много, если задуматься.

Вчера Сап поил меня очень дорогим пивом по сто рублей. Пиво, надо сказать, было неплохое, но бельгийское всё равно лучше.

Сап жаловался, что мечтает стать Жадным и Мелочным, но у него никак не получается. Я тут же взялся его научить, потому что я в этом хорошо разбираюсь. Меня даже некоторые женщины называли жадным и мелочным. И это при том, что я их водил в не очень таки дешёвые заведения, кормил их там разной пищей и поил вволю напитками, а потом даже не требовал, чтобы они немедленно поехали ко мне ебаться. Хотя если бы и поебались, то ничего бы у них не отвалилось.