Катрин Колом - Замки детства

{3} 3 Бурбаки́ — так называли французскую армию в Швейцарии. Во время осады Страсбурга (Франко-прусская война 1870–1887 гг.) швейцарской делегации от «Международного Комитета Красного Креста» удалось убедить командование войсками Пруссии вывести из осажденного города стариков, женщин и детей. Спустя несколько месяцев, в феврале 1871 г., французской армии, которой командовал генерал Шарль-Дени Бурбаки (1816–1896) разрешили пересечь границу Швейцарии при условии полной сдачи оружия. Французские солдаты оставались на территории Швейцарии до окончания войны. , тогда еще на обочине подобрали женщину, которую отец Анженеза, деревенский врач, привел к себе домой; она умерла несколько дней спустя, не проронив ни слова; коня Альфонс взял для военной службы. От той молоденькой иностранки с волосами из стекловаты в мадам Альфонс Анженеза ничего не осталось, кроме голубых, выцветших и немного выпуклых глаз, расстояние между которыми свидетельствовало о глупости и долголетии. Сейчас она напоминала шаткую вешалку для платьев и ходила по деревне, прижимая к носу внушительных размеров носовой платок с огромными вышитыми инициалами. Старая Анженеза критическим взглядом обвела праздничный стол, накрытый на террасе в тени раскидистого клена, иногда ронявшего семена, вертевшиеся на лету как пропеллеры. В честь крестин решили подать веножскую форель {4} 4 …решили подать веножскую форель… — Венож (франц. La Venoge) — река, протекающая между городами Морж и Сан-Сюльпис и впадающая в озеро Леман. и курицу со сморчками. Время приостановилось и повисло в напоенном спокойствием сентябрьском воздухе; весь год ветры и грозы готовили наступившие волшебные дни, когда Божество с огромной лазоревой головой удерживает в равновесии чаши весов с южным ветром и ветром северным, и лев играет с ягненком. Дамы сидели перед занавесью вьющегося кирказона на плетенных кольчужными петлями садовых стульях, летом пускавших корни в гравий террасы. Адольф, — видны были только две печные трубы, торчащие из-под ящика фотоаппарата, — кричал им: «Не двигайтесь, замрите!» Еле выбрался потом, черный короб прицепился к спине, как улиточный домик; наконец, показалась светлая борода, орлиный нос, светлые брови; происходил он из бедной семьи, родители держали бакалейную лавчонку на границе Юры, как Элиза могла выйти за него, не то что выбрать в мужья, а просто даже заметить? Марианна виновата, и брат Марианны, Полле, богатый лесоторговец, мой младшенький, называла его сестрица, похожая на индюшку, когда она говорила, то прикрывала глаза. Да, какое детство-то было у этого Полле с отцом, который мог заснуть, только обвязав ноги черными бархатными лентами; а если одно укромное местечко оказывалось занято, отец так тряс дверь, что стены чуть не рушились; до того дошло, что для него персонально построили еще одно в конце галереи огромного безмолвного серого дома под зелеными соснами. Вечером за ужином Элиза, гостья Марианны, в первый раз увидела Адольфа, приглашенного, хотя и неохотно, хозяйкой, Мадам, шуршащей шелками и носившей большую волосяную брошь, на днях умер отец семейства, икра еще осталась; Адольф вошел, Элиза выпрямила необычно покатую спину и, только увидев его, сразу разглядела. Она потребовала свою часть наследства, брат отдал ей векселя и наличные; урожайный был год, богатый сбор винограда, георгины-далии на шляпах {5} 5 …сбор винограда, георгины-далии на шляпах… — Ежегодно с 1902 г. в последние выходные сентября в Невшателе проходит праздник сбора винограда, на горных склонах под Невшателем его выращивают более десяти веков. Участники праздника наряжаются в национальные костюмы, мужчины прикалывают к шляпам георгины. Кульминацией торжества является большой парад в воскресенье во второй половине дня: по улицам города движутся бесчисленные карнавальные ладьи, украшенные цветами. , каждую осень приносил под прессом сто тысяч литров; в это время весь мир в трудах, перекатываются бочки, озеро курится, косые молнии приходят с запада и востока, и брусья в фундаментах домов сотрясаются и семь дней вращаются, как колеса.

Адольф предпочел торговле лесом работу в банке, где Анженеза с давних пор хранили ценные бумаги и клали на текущий счет деньги от сбора винограда. Они с Элизой купили дом с цветными окнами недалеко от реки Арв; в коридоре качалась лампа в абажуре из кованого железа; у них поселилась старая мать Адольфа, с мозгами до того съехавшими набекрень, что у нее и верхняя часть туловища была перекошена, как криво посаженный кактус; она всегда садилась на носовой платок, потом внезапно выхватывала его из-под задницы и прыскала со смеху. Вот собственно и все, что знала старая Анженеза о жизни Элизы, всякий раз при встрече с трудом припоминавшая факты ее краткой биографии. Время от времени жена доктора, ей вшили желудок морской свинки, поворачивала к гостям безутешное лицо, поднималась и совершала очередной заход в башенку: минуешь несколько ступеней, толкаешь дверь в железной окантовке и с овальным окошечком и оказываешься в комнате, облицованной розовой плиткой, трон с двумя сидениями устроен на возвышении и целиком занимает заднюю восточную стену; деревянные сидения шероховатые, иногда, в августе, из неизведанных глубин вдруг лихо вылетает оса. Вернувшись на террасу, Каролина раскинула вокруг себя широкие черные юбки.

«Каролина приехала вчера и представила нам своего жениха, — рассказывала Элиза, обмахиваясь перчатками. — Ты его знаешь, Адольф?»

Адольф, поглощенный откупориванием бутылки, не ответил. Здесь, в красивом доме свояка он очень суетился, особенно, когда переворачивал драгоценную старинную нионскую корзину, стоявшую на деревянной каминной полке, чтобы проверить наличие на донышке голубой рыбки-перш {6} 6 …переворачивал драгоценную старинную нионскую корзину … чтобы проверить наличие на донышке голубой рыбки-перш. — На первых изделиях фарфоровой фабрики в Нионе ставили клеймо в виде голубой рыбки. Альфонс проверяет его наличие, чтобы убедиться в подлинности и ценности вазы. .

«Красавец, — сказала кузина Лора из Фарнез, — красавец, жених Каролины».

Элиза слегка улыбнулась: «И однако же важнее всего — ноги», — сказала она и расправила необычно покатую спину; действительно, ее муж был самым красивым среди присутствовавших мужчин, да и во всей округе тоже; даже молодой банкир Джемс Ларош, скользящий по городу на узких ступнях, обтянутых, как перчаткой, желтой кожей ботинок, не мог с ним сравниться. Женщины все как одна с густыми бровями и в пышных платьях, закрывающих ноги до пят, обутые в бесформенные туфли, напоминали переодетых солдафонов.

«Какой приятный ветерок», — заметила Элиза, жена доктора. Она родилась в Рессюдане, в Бруа, и через год после того, как бандит Арнольд раздавил между досок ноги ее отцу, начала мучиться болями в желудке. Просто смешно, до какой степени тут в чести быть дочерью пастора; вот в Риге, мы, уважаемые фабриканты, ездили в коляске по гостям, дома мебель, огромная с витыми колоннами потолки в комнатах по четыре метра, укромное местечко отапливали. «Ох, уж эта старая Анженеза, тоже мне дочь фабриканта», — в свою очередь подумала Элиза; она вышла замуж за доктора со светлой бородкой, не досталось ей мужа получше; однажды в конце сентября доктор Ру {7} 7 доктор Ру — знаменитый врач Цезарь Ру, практиковавший в Швейцарии в кантоне Во в конце XIX — начале XX веков. явился из дремучих лесов Монт-ля-Виля, где охотился на братьев своих меньших оленей, и вшил ей желудок морской свинки.

Читать дальше