Виктор Блытов - Служил Советскому Союзу!

Мансур Асланбеков собрал в его каюте трех человек старшин, которые должны были увольняться в запас в первую очередь.

Он коротко проинструктировал старшин о поведении в дороге, соблюдении формы одежды, по постановке на учет в военкомате по прибытию в родные места и в конце попросил: – Не надевайте ленточки, которые я знаю, вы все изготовили. А также не советую пришивать авианосные знаки. В поезде, в самолете все наденете, пришьете, и все будет нормально. А здесь пока вы не ушли не надо этого делать. Поверьте, у меня все же есть опыт в этом вопросе. На следующий день командир после подъема флага вывел из строя пятнадцать старшин, увольнявшихся в запас, поставил их рядом с собой. Он сказал много добрых слов в их адрес, пожелал успехов в гражданской жизни. После этого было фотографирование командира со старшинами у флага корабля. Лица старшин сияли радостью. Они жали руки офицерам, мичманам, обнимались со своими бывшими сослуживцами.

После этого командир дал команду старшинам садиться в командирский катер. Это была на корабле особая честь, которой удостаивались немногие, потому что на командирском катере на берег ходил только сам командир корабля и никому его и никогда не давал.

Старшины взяли заранее приготовленные чемоданы и направились к спуску на правый трап.

Командир подозвал к себе капитан-лейтенанта Борисова, сопровождавшего матросов до аэропорта Артем и железнодорожного вокзала. Речь его была весьма кратка:

– На причале вас ждет наш «брестский» автобус на нем доберетесь в аэропорт. Сажаешь всех на самолеты и только после этого, когда улетят последние моряки, следуешь на железнодорожный вокзал и только потом на домой. Там везде патрули. Будь осторожен, отвечаешь головой мне за каждого человека. Мы уходим в море, на полеты. Автобус отпустишь, у него есть свои задания. Доберешься самостоятельно до Шкотова, и можешь отдыхать до послезавтра. Вопросы есть?

– Вопросов нет, товарищ командир. Все понятно – ответил Борисов, любитель строевой выправки. Он отдал командиру честь, красиво повернулся через левое плечо, и строевым шагом направился вслед за старшинами.

Командир немного постоял, потом посмотрел в сторону бухты Абрек, почесал нос, чем-то улыбнулся, и дал команду дежурному по кораблю построить экипаж по левому борту. Офицеры и мичмана построились на левом фланге, за ними оркестр с инструментами, а далее матросы в несколько шеренг вдоль борта. Настроение у всех было очень хорошее.

Катер трижды обошел вокруг корабля. Борисов и старшины стояли на корме и стоя отдавали честь. У многих блестели на корабле, и в катере виднелись слезы на глазах. С корабля им махали руками, бескозырками и фуражками, многократно кричали «ура» а оркестр при последнем прохождении заиграл марш «прощание славянки». Старшины на катере сняли бескозырки и начали им махать остающимся сослуживцам и друзьям. С корабля им тоже махали бескозырками, а на левой рее сигнальщики подняли сигнал по трехфлажному своду «желаем счастливого плавания». Катер повернул в сторону причалов бухты Абрек. Матросы смотрели вслед катеру, примеряя каждый на себя этот замечательный ритуал, а с катера уходившие еще долго махали бескозырками своему родному кораблю, бывшим сослуживцам и командиру. Старшина сигнальщиков, уходивший в запас старшина 2 статьи Барамидзе отмахал, остающимся на корабле, флажным семафором «желаем счастливого плавания». Сигнальщики с сигнального мостика отвечали ему флажками и светом.

Настроение у всех было приподнятым, но немного грустным. Командир приказал дежурному построить экипаж по боевым частям и провести приготовление к бою и походу на выход в Уссурийский залив на полеты. Командиры боевых частей проинструктировали старшин и матросов. На полеты ходили четыре раза в неделю и все привыкли. Каждый матрос, старшина, мичман и офицер знали свое дело.

Прозвенели колокола громкого боя «слушайте все», по всем линиям корабельной и боевой трансляции вахтенный офицер объявил приготовление к бою и походу.

Мансуру нравилось смотреть, как разбегается экипаж, после команды «разойдись». Только, что стояли красивые шеренги офицеров в кителях, матросов в белых робах, построенные вдоль полетной палубы. И вот команда и более тысячи человек одновременно приходят в движение и несутся ко всем, дверям, выходам и люкам. Офицеры пропускают матросов и старшин, пока не освободятся проходы на вторую и первую палубы. Командир со старпомом и замполитом идут последними о чем-то, оживленно беседуя. Мансур, как всегда, шел со своим другом командиром дивизиона ПВО капитан-лейтенантом Гусаченко.

– Все Кузьма проводил я своих. Мучает немного вопрос, когда и нам с тобой так же поднимут сигнал «желаем счастливого плавания» и сыграют «прощание славянки»? Светловолосый Кузьма улыбнулся Мансуру, усмехнулся и ответил:

– Думаю, что нескоро Мансур – он почесал ухо – но могу тебя уверить, что это будет когда-нибудь обязательно. Наша служба не вечна – вечна только музыка.

Они прошли во входную дверь правого борта и полумрак коридора первой палубы, после яркого солнца, встретил их внутри корабля. Плафоны внутри корабля казалось, еле светят, после яркого солнечного света на палубе:

– Заходи ко мне в каюту Кузьма после отбоя тревоги. Мне классную книгу достали о действиях немецких торпедных катеров, как немцы их называли шнельботами в годы войны. Интересно.

– Хорошо Мансур обязательно зайду. Обсудим безусловно.

Через полчаса взлетел с палубы спасательный вертолет для разведки погоды. Авиационные техники поднимали из ангара, и выкатывали на технические позиции самолеты и вертолеты. Предстоят полеты авиации.

Шло приготовление к выходу в море. Мансур Асланбеков руководил приготовлением на командном пункте связи, называемом сокращенно КПС. Он принимал доклады с боевых постов, руководил открытием радиосетей и радионаправлений с командными пунктами флота, эскадры, штабом авиации. Обсуждал проблемы с командирами дивизионов и дежурным по связи. Несколько раз пришлось звонить в штаб флота и решать оперативно вопросы по поддержанию связи. Внезапно в КПС открылась тяжелая дверь в пост ИВСС, и из тамбура 17 схода в КПС, понурив головы, вошли старшины БЧ-4, которых только что с такой помпой провожали в запас. Агеев и Барамидзе были без бескозырок. На груди всех трех были разорваны форменки, где был пришит «авианосный знак». Лица были красные, головы опущены. Наступило зловещие молчание, все ждали, что они расскажут. Никто не понимал, что могло случится с тем кто уже навсегда убыли с корабля. Почти все были уверены, что уволенные со службы, должны подъезжать как минимум к аэропорту Артем.