Ольга Неклюдова - Последняя командировка

— Ах, Лизонька, — сказал он с наигранным добродушием. — Напрасно ты все возвращаешься к прежнему. Это все равно, что перечитывать книгу, содержание которой хорошо помнишь.

Обида была как ожог. Надо было заслониться, предупредить удар, но она была молода, зависима, потому что любила, и беспомощна в этой игре. Она сказала с болью:

— За что? Что я тебе сделала? Разве это все так быстро и легко может пройти?

Он был немного растроган:

— Ну да, я любил тебя. Я, может быть, еще и сейчас люблю, но глупо я как-то устроен… Казалось бы, чего мне надо? Ты умна, мила, хороша собой… Вот я встретил тебя, и ты опять мне понравилась. Но, знаешь ли, острота чувства пропала. Всегда хочется чего-то нового и невозможного. Может быть, если бы я встретил тебя в иных обстоятельствах — ну, скажем, ты была бы замужем. У тебя был бы представительный, начальственный муж. Тогда я непременно стал бы тебя опять завоевывать и отбил бы. — Он засмеялся, взял Лизу под руку и прижал к себе ее локоть. — Стоит ли думать и гадать, что будет. Мы встретились, и это очень хорошо.

Лиза молчала. Она думала: «А может быть, главное, что я его люблю?» Неразделенная любовь горьковата, но в том ее очарование. Лиза почувствовала себя так, словно была немножко пьяна.

Они шли некоторое время молча. Леонид вдруг помрачнел: он вспомнил Одину Турбаеву — независимую и насмешливую, которой, кажется, он был не нужен… Во всяком случае, она держала его на расстоянии, и ему показалось, что приезду его она вовсе была не рада. Он отогнал эти огорчительные мысли и предложил:

— Зайдем к тебе?

Лизе хотелось этого, но она боялась хозяйки.

— Не знаю, удобно ли… У меня нет отдельной комнаты. Я живу за занавеской.

— Как хочешь, — сказал он сухо.

— Нет, зайдем все-таки, — пробормотала Лиза. — Может быть, хозяйки нет дома… А если она дома, то… пожалуйста… ну, понимаешь? Я не хочу, чтобы стали про меня болтать.

— Это тебе очень важно? Важнее, чем встреча со мной? За радость побыть с любимым можно и потерпеть.

— Ты странно говоришь, точно хочешь меня обидеть.

Лиза знала, что лучше бы его не пускать, что ее единственный шанс — дать себя «завоевывать», но она не могла ему отказать. Чувства опять вышли из подчинения.

— Тебе все равно. Пусть хоть свистят мне вслед, — сказала она, отпирая входную дверь.

Удача — хозяйки нет. Леонид бросил шубу и шапку на кровать, шапка скатилась на пол. Лиза нагнулась, чтобы поднять, Леонид обнял ее:

— Иди ко мне.

Она не могла ослушаться этого голоса, этих интонаций.

…А потом с особенной четкостью фиксировались всякие внешние подробности: убожество обстановки, лоснящееся стеганое одеяло, старенькое Лизино белье, запах сырости и керосина.

— Боже, какая дыра! — Опять вспомнилась Одина и богато обставленная квартира ее отца. — Здесь никакая любовь не выживет. Зачем ты бросила дом? На что променяла нормальную человеческую жизнь? На юге, на морском берегу, была ты здоровая, загорелая. Ах, какая ты была тогда славная! А сейчас у тебя тело голубоватого цвета, на лице выражение неблагополучия. И так похудела — даже скулы торчат. — Он провел рукой по ее лицу и встал: — Я пошел!

Лиза сказала, плача:

— Все это было последний раз, вот чем хочешь поклянусь!

— Ну что же, — сказал он равнодушно. — Я не люблю тебя.

— Но почему? Почему?

— Этого нельзя объяснить. Зачем ты все портишь этими вопросами? Мы прекрасно расстались, не успев надоесть друг другу. Если бы сегодня ты не пустила меня к себе, если бы обошлась со мной, как я того стою, у меня остались бы чудесные воспоминания о нашей южной юношеской любви…

Он закурил и снова присел на кровать.

— Не надо быть такой… покладистой. Ах, малышка, если бы ты видела девушку, которую я сейчас люблю! Да, я люблю одну девушку. У нее я даже руку не смею поцеловать. Если бы ты ее видела… — Он продолжал терзать ее, а Лиза плакала. — Очень советую — сходи в театр, там ты можешь ее увидеть. Нет, серьезно, сходи. Ну, наконец, перестань реветь! Она поет Сусанну в пьесе Обелина и Хохрякова «Вчерашнее». Текст песен плохой — Обелин сам его написал, но не в этом дело…

— Обелин не может написать плохо, — плача пробормотала Лиза.

— А ты разве знаешь его?

— Очень хорошо. Я у них бываю.

— Ах, вот как. Это интересно. Каким образом ты туда попала?

— А тебе какое дело?

— Да, ты права. Меня это не касается.

— К нему приехал друг — художник.

— Смольянинов? Я знаком. Так ты и его знаешь? Это известный художник. Ну, не скрытничай. Он меня интересует…

— Ты и подметки-то его не стоишь. — Лиза вытерла глаза, внезапно успокоившись.

— Вот так история… — Леонид засмеялся. — Он тебе нравится? — Он потянулся обнять Лизу. В это время хлопнула входная дверь, кто-то вошел и громко высморкался.

— Лиза, ты дома?

Лиза откликнулась сдавленным голосом:

— Дома.

Клавдия Ивановна приподняла занавеску, молча поглядела на Леню и, усмехнувшись, вышла в сени.

— Ну и кобыла! — сказал Леонид, надевая шубу. — Прощай, Лиза. Я не хотел тебя обидеть. Иногда как-то нехотя получается, честное слово. Не обессудь…

«…Игорь продолжает работать на фабрике. Меня тревожит его будущее. Он так ни на чем и не остановился. Вскоре после твоего отъезда я уговорила его возобновить занятия музыкой: ведь его находили способным. Я позвонила Марии Ивановне Овсяницкой, и она согласилась давать ему уроки. Игорь взял несколько уроков, дома совсем не занимался, и она отказалась. Я очень была огорчена. Она по-прежнему находит у него порядочные способности, но заявила, что даром брать денег не желает. Он, оказывается, признался ей, что ходит на уроки только ради меня, и просил ее «не нажимать». Она изложила мне все это с юмором и уверяла, что он очень славный, умный, искренний и т. д. и чтобы я не беспокоилась, но все эти качества ведь не могут заменить ему профессию. Я с ним говорила, но не добилась, толку. Он твердит по-прежнему, что ему нравится работать на фабрике, а там будет видно.

Я чуть было не заплакала. Застрянет он на этой фабрике. Спросила в сотый раз, кем он намеревается стать, если останется без высшего образования. Он ответил совершенно спокойно:

— Мастером-краснодеревщиком.

Конечно, он хороший мальчик, добрый сын, но страшно за его будущее…

Я пишу тебе все это потому, что в моем сознании не уживается мысль, что тебя не интересуют наши дела. Я не могу этому поверить. Но ты так редко пишешь, и письма твои какие-то пустые. Из них я ничего не могу узнать о тебе: зачем ты там живешь? Что ты там делаешь? Скоро ли вернешься? Есть ли у тебя деньги? Здоров ли? Вопросов очень много, я их задаю тебе в каждом письме, но ты мне ни разу на них не ответил.

Разнесся нелепый слух, будто ты нас бросил… Но ты не сердись и не волнуйся по этому поводу; сплетням я не верю. Игорь меня тревожит, и не с кем мне эту тревогу разделить. Татьяна стала очень нервной, раздражительной. Ей я ничего не могу сказать. Мне даже приходится врать о тебе всякую всячину, потому что она ужасно тебя ругает, а попутно и меня, и весь свет. Дает бог знает какие вздорные советы, касающиеся твоего принудительного возвращения.