Артур Каджар - Матани

С утра Таи тоже нигде не было видно, ни на физзарядке, ни на построении на завтрак. Гарик, несмотря на дружбу с Рыжим, в столовой по прежнему садился рядом со мной. Он, очищая яйцо от скорлупы, невзначай сказал:

– Что то с вожатой произошло.

– Что? – замер я.

– Не знаю, ревела за санчастью.

У меня пропала всякая охота есть. Я встал и пошел к выходу. Мне наперерез двинулся Сержант и перехватил у выхода.

– Завтрак еще не окончен. Что, правила не знаем?

Я поднял голову.

– Что с Таей?

Он поглядел по сторонам и буркнул:

– Уехала твоя Тая, с утренним автобусом.

– Почему?

Он пожал плечами и насупился.

– Мне не докладываю. Знаю, что директор так распорядился. Теперь одному с вами возиться до конца смены.

– Мне надо уйти, – я посмотрел на него, – пожалуйста.

Сержант отступил, я вышел из столовой и пошел вначале шагом, а потом бегом, вон из лагеря.

Я застал Сталика спящим, на столе была грязная посуда и пустая бутылка из толстого стекла, вторая валялась на полу, возле постели. Я набросился на Сталика и стал тормошить его, пока он не открыл глаза и не пробормотал:

– Че такое?

От него пахнуло перегаром, отчего я поморщился, потом крикнул ему в лицо:

– Что ты сделал с Таей? Отвечай!

Он протер глаза кулаками и ухмыльнулся:

– Да че надо было, то и сделал.

Я задыхался от внезапно нахлынувшей ненависти.

– Ты… ты почему ее обидел?

Сталик прищурился.

– С чего ты взял, что обидел? И вообще, тебе то что за дело?

Я замахнулся, чтобы ударить его, но он ловко перехватил мою руку и стал выкручивать. Мне удалось вывернуться и мы, сцепившись, скатились на пол, продолжая борьбу. В итоге, несмотря на все мои усилия, Сталик прижал коленями мои руки и уселся верхом мне на грудь. Мы оба тяжело дышали. Я в последний раз попытался вырваться, но понял, что силы неравны. От бессилия и обиды я молча заплакал, не в состоянии даже вытереть слезы, которые катились из глаз.

– Все, все! – выдохнул Сталик и слез с меня.

Он сел на стул, взял чайник и отпил из горлышка. Потом протянул мне руку, предлагая встать, но я отвернулся, вытирая лицо.

– Пацанчик, ты чего? Им это нравится, пойми. Ну, может, малость переборщил спьяну.

Я встал, чувствуя себя опустошенным, и сел на кровать. Я чувствовал, что Сталик сделал что то грязное и недостойное, но не хотел говорить об этом.

– Она уехала на утреннем автобусе, совсем. Плакала, – сказал я, выждав минуту.

Я посмотрел на Сталика, мне показалось, что его лицо еще больше сморщилось, как у какого то старика. Он взял папиросу, закурил и тут же раскашлялся от дыма, на глазах выступили слезы.

– Говорил с ней?

– Нет, я ее не видел, мне рассказали.

Я подумал о том, что Тая не захотела со мной увидеться перед отъездом, и мне стало еще хуже.

– Да… – Сталик опустил голову и заговорил тихо и медленно, – чего то от меня людям одни беды. И насчет сторожа я тебе соврал, это я его пырнул ножом. – Он вздохнул. – Видит бог, не хотел я. Набросился на меня, схватил, и как то само собой вышло.

Я встал и посмотрел на него сверху вниз. В голове крутились какие то книжные фразы.

– Надо отвечать за свои поступки. Кто этого не делает, тот трус.

Сталик, глядя в пол, покачал головой.

– Не, брат, я не трус.

Я повернулся и пошел к выходу.

– Прощай, пацанчик, не поминай лихом, – послышался сзади сиплый голос, но я не обернулся.

Днем, во время тихого часа, я лежал без сна, уставившись в потолок. Было невыносимо вот так просто лежать, читать не хотелось. Я оделся и вылез в окно, как всегда делал, когда уходил к Сталику. Я побродил по лесу, дошел до своего тайника, проверил содержимое и стал возвращаться, когда вдруг где то высоко, со стороны Красного ущелья послышались два приглушенных выстрела.

Я вздрогнул всем телом. Неужели Сталик пошел на медведя, как говорил в тот день, когда мы убежали из ущелья? «Нет, брат, я не трус».

Я вернулся в лагерь, прокрался в Красный уголок, где никого не было, взял листочек бумаги и написал письмо Тае. Там же на стеллаже была стопка с конвертами. Я опустил письмо в синий ящик с надписью «Почта», висевший на стене возле входа в корпус. Я почувствовал сильное облегчение, вернулся в палату и успел немного почитать до полдника.

С того дня я как то отрешился от лагеря, оставшиеся до конца смены дни протекли быстро и незаметно. Ничто из того, что раньше волновало и радовало меня, теперь меня не трогало. В лесу прошла игра «Зарница» между отрядами, в последние ночи те, кто не спал, мазали зубной пастой спящих. Даже так называемый Большой Костер в последний день с песнями, выступлениями и дискотекой оставил меня равнодушным.

Родители, вернувшиеся из деревни, забрали меня, а через неделю у меня уже не было времени грустить – началась школа, музыкалка и спортивные кружки. Тая не ответила на мое письмо, и я написал ей другое, но тоже не получил ответа. В городе я продолжил дружбу с Гариком и как то рассказал ему про события в лагере. Мне надо было выговориться и поделиться этим с кем то, и молчаливый и умный Гарик подходил для этого как никто другой.

Постепенно я научился относиться к событиям лета не с такими острыми и болезненными переживаниями, как раньше. Но поздней осенью прошел слух, что застрелили медведя шатуна, который спустился к селению и задирал домашний скот. Гарик, чтобы успокоить меня, предложил такую версию событий.

Сталик благополучно перешел через перевал. Зная, где живет Тая, он нашел ее и покаялся. Тая не отвечает на письма, потому что она простила Сталика, и они уехали в какую-нибудь глушь, где его никто не будет искать. Россия большая. Если бы Сталика поймали, в городе об этом узнали бы.

Гарик несколько раз развивал эту мысль, приводя различные доводы в пользу этой версии, так что и я в конце концов убедил себя, что так оно и есть.