Анна Вашкевич - Настало время офигительных историй

Как легко мы падаем вниз. И если бы мы знали, какая малость зачастую нам нужна, чтоб не сорваться ещё ниже…

Вызвал меня в свой кабинет директор.

Доигралась.

Ровно месяц назад я написала заявление за свой счёт на пару дней. Наговорила там про семью, про больницу – в три короба, в общем. А сама укатила с ребятишками со старой школы на фестиваль. И в поездке схлопотала себе не больше и не меньше, чем воспаление лёгких.

Приехала и ещё месяц в больнице пролежала.

А пока я на больничной койке бока мяла, доложил ушлый историк директору, что изменяю я тюряжке со старой работой. Разнюхал по своим каналам. Директор такие штуки не прощал и вызвал меня «на ковёр».

Я директору – на больничный, а он на меня глазами – зырк! А скажите, говорит, любезная имярек, где это вы воспаление подхватили?

Да кто ж его знает, отвечаю, всё отделение заполнено такими же бедолагами. Вон у меня вены какие красивые от капельниц. Чай, не на курорте отдыхала. Или вы подозреваете меня в чём?

Ходят слухи, говорит директор, что вы до болезни своей детишек возили. Гуляли и прохлаждались. А мне давеча по ушам ездили, что у вас другие нужды для отгула. Нехорошо.

Знаю, что нехорошо. А что прикажешь делать? Не от хорошей жизни уехала. Обрыбила тюрьма хуже горькой редьки. Надоели зэки некультурные, уроки глупые, сбежала я, чтоб окончательно не свихнуться. Стал бы ты меня отпускать, скажи я тебе, зачем отпрашиваюсь?

Так я хотела бы ответить, но не ответила. Только честно-пречестно посмотрела в глаза директору.

– Отвечайте, вы ездили с детьми на фестиваль или нет?

– Нет, – не моргнув, соврала я. И мысленно решила порешить историка. Потому что ну не мог больше никто так подленько меня сдать.

– Вы человек абсолютно ненадежный, – продолжал вещать директор, – подставляете нас постоянно (вот тебе, бабушка, и Юрьев день!), как мы с вами будем сотрудничать на следующий год и будем ли вообще – ума не приложу…

– Вы знаете, мне кажется, что мы не будем сотрудничать.

Директор аж сел от неожиданности и разом потерял свой боевой запал.

– Это отчего же?

– Уезжаю я. Меняю место жительства. Ну и работы заодно.

На сей раз я не врала. Давно был припрятан сей козырь в моём рукаве, но не думала я, что придётся вот так его разыгрывать.

– Что ж, м-м-м… В таком случае мы всё оформим, – директор моментально успокоился, но как-то растерялся, – можете идти.

Моя казнь сошла на нет. Я вышла из кабинета и впервые после долгого отсутствия осмотрелась, будто заново вспоминая раскрашенные тусклой краской стены.

Только сейчас, произнеся эти слова вслух, я поняла, что и вправду уезжаю. Прежде мне не доводилось осмыслить это, и вот теперь мои планы стали обретать форму. Я поняла, что пройдёт месяц с небольшим, и я попрощаюсь с этим местом, которому посвятила почти три года.

Что это был за опыт? Странный опыт. Мне не было тяжело технически: я ведь полностью знала, что делала. Смогла адаптировать уроки. Смогла найти общий язык с обучающимися. Не упала в грязь лицом. Старалась, что бы ни говорил директор после моего маленького демарша.

Мне тяжело далась работа эмоционально. Каждый рабочий день начинался с того, что нужно было отказаться от своего «я»: открывая дверь к проходной, сдавая пропуск, идя в школу. Заново обрести себя уже на выходе, спеша на вторую работу. Я боялась перестать стремиться к прекрасному и верить в доброту людей. Но кое-что помогло мне быть сильной духом – это юмор. Может показаться странным и диким, но если ты идёшь говорить с рецидивистами: ворами, наркоманами, насильниками – то ты не выживешь, если не научишься видеть во всём происходящем что-то парадоксальное, абсурдное и смеяться над этим. Смех помог мне начать здесь работать, смех поддерживал меня, и смех же освободил от всей грязи, что могла пристать к моей душе.

Работая в тюремной школе, я умудрилась закончить свою большую книгу, отдохнула после долгих школьных шестидневных недель; здесь я впервые спела на сцене – а потом ещё раз, и ещё раз, составив здоровую конкуренцию историку. Я сыграла Бабу-ягу на Новый год и тем самым воплотила давнишнюю свою мечту. А сразу после Бабы-яги я переоделась и стала Снегурочкой. Надеюсь, все эти концертные страсти хоть кого-то позабавили. Я читала стихи учеников – они были о разном: о доме, о любви, о Родине, о жизни, о Великой Отечественной войне. Я рассказывала им о Маяковском и причастиях, о том, как велик мир за этими высокими стенами. И получала что-то в ответ. Это могло быть тёмное, мрачное знание, а могла быть и личная радость: усвоил на уроке что-то новое, получил весточку от родных… Я встречала некоторых бывших учеников «на воле». Мы здоровались: нет смысла притворяться незнакомыми людьми. И расходились каждый в свою сторону, потому что город велик, но жизнь – она ещё больше, она как океан.

Я по-прежнему осуждаю преступников, я не терплю тех, кто наносит вред слабым, мои нормы морали не пошатнулись. Но я также знаю, что наказание не проходит бесследно. Что даже три года за решёткой – это чертовски много. Я не тамошний учитель английского, мне нет смысла сравнивать тюрьмы разных стран мира. Преступление – это зло, но и наказание подчас зло не меньшее.

Отработав свой последний день, я сдала пропуск, ключи, вышла за дверь и оставила школу позади. Передо мной цвёл июнь, пахло черёмухой, впереди грезилось что-то новое. Я чувствовала себя маленькой и неподготовленной к взрослой жизни рыбёшкой, вокруг которой плавают страшные хищные акулы.

Что делать? Куда плыть? Будет ли мне легко? Это вряд ли. Но одно я знаю твёрдо.

Будет интересно.

В оформлении обложки использована фотография автора moloko420plus (настоящее имя – Владимир Галицкий) с согласия автора с сайта https://www.instagram.com/p/B0mBwkMlEY6/?igshid=1gfj7ws5eluw3