Луис Урреа - Дом падших ангелов

Индио терпеть не мог Старшего Ангела. Он-то помнил своего настоящего отца. Браулио был еще слишком мал. Их отец нырял за жемчугом. Вскрывал устриц широким кривым ножом и заглатывал, сбрызнув соком лайма и острым красным соусом. Громко смеялся, а когда хохотал, во рту блестел золотой зуб. Однажды он нырнул в море к востоку от Ла-Паса, да так и не вынырнул. Индио это помнил.

А потом появился этот Ангел, как будто всегда тут жил. Индио был потрясен, что у матери, оказывается, есть романтическая тайна. Немножко грязного прошлого. Он боролся с гневом – а иногда, глядя на нее, даже называл про себя Шлюхой .

Браулио был не такой. Любил пошутить. А уж с Гильермо, пацаном Глориозы, они составляли идеальную парочку. Одного возраста, одного размера. Запросто могли сойти за близнецов. Девчонки звали Гильермо «Джокером». Ясен пень. Сникерс и Джокер, кореша por vida [181] До конца дней (исп.). . Бедолага Лало никак не мог протиснуться в это закрытое общество.

Семья вовсе не всегда жила как преуспевающие представители среднего класса. Не всегда они обитали в уютном квартале Ломас Дорадас. И в трудные времена, когда Старший Ангел не позволял никому прибегать к государственной помощи – никаких социальных пособий, никаких продовольственных талонов, – в их жизни было много вареных бобов, жареных бобов, бобового супа. Любимый завтрак Браулио – ломоть хлеба, намазанный пастой из жареной фасоли. Жадно поглощаемый стоя, в скромной крохотной кухне их первого жилища, за гаражом в Сан-Исидро, в пятидесяти ярдах от пограничной колючей проволоки. Довольно смело, учитывая, что мать с папашей оба были нелегалами дальше некуда.

Ночи, наполненные стрекотом вертолетов, воем сирен, топотом бегущих ног и врывающимися время от времени в дом людьми. Дни в постоянной тревоге и обороне от мелкой шпаны и мексиканских бандитов, пробиравшихся через границу, чтобы поживиться тем немногим, что имели нищие иммигранты вроде Ангела с Перлой. Они нападали на прохожих, снимали с них часы и успевали раствориться в закоулках Тихуаны, прежде чем жертвы поднимут шум.

Детвора наведывалась в «Оскар Драйв-Ин», покупали вскладчину на свои гроши шоколадный солод. Сникерс, Индио, Лало и Крошка Маус. Забавная она была тогда – без передних зубов. Индио ее дразнил «Мауш». Она разжевывала своими беззубыми деснами бумажные соломинки и портила их, а мальчишки шлепали ее по голове.

Позже Сникерс стал ее опекуном, возил в школу на старом папином «универсале». Браулио любил ее подвозить. Приятно чувствовать, что можешь запросто пырнуть ножом любого culero , который посмеет обойтись с девочкой неуважительно. Его боялись все, кроме родных. Минни это нравилось. Где бы она ни появилась в своей школе, везде к ней относились почтительно, потому что все знали: случись что, явится Браулио и снесет башку, если обидеть его малышку.

Говорили, что именно так он поступил с каким-то мексиканским бандюгой в Отей Меса. Минни не верила этим россказням. До поры до времени.

В те дни, когда Старший Ангел вкалывал на двух работах, а порой и на трех, бедняжка Перла страдала в тесной мрачной квартире. Она рвалась обратно в Мексику. Не понимала его зацикленности на Штатах. Никакая это не лучшая жизнь. Дома, по крайней мере, было общение, смех. Даже надежда. В Тихуане, если хотелось праздника, можно было просто развести костер прямо посреди улицы.

Здесь она была одинока и чувствовала себя еще более голодной и обездоленной, чем в Мексике, – потому что все вокруг валялись, как свиньи, в кучах еды, одежды, алкоголя, и красивого белья, и сигарет, и денег, и шоколада, и фруктов. А она мучительно изобретала новые способы накормить трех растущих парней и своего мужчину одним тощим цыпленком и пригоршней риса. А как же Минни? Она могла поголодать, как и Перла. Нечего ей превращаться в жирную мексиканскую девицу.

Выручали ее Сникерс и Джокер. Шумные, озорные. Джокер абсолютно неприлично флиртовал с ней – когда она ощущала себя жирной, дряблой и старой. Он внезапно возникал за спиной и тихо рокотал на ушко: « Tia, me tienes tan caliente! » [182] Тетушка, ты меня так заводишь (исп.). Она смеялась, шлепала наглеца, но всякий раз, как парнишка оказывался рядом, невольно покрывалась мурашками. О нет. Плохой мальчик. Хотя разок-другой все же прижималась к нему задом.

Мальчишки вваливались в дом, как в личный дворец, врубали на всю громкость телевизор, рассаживались по диванам и начинали сыпать комплиментами. У них всегда находились для нее сигареты. Потом шоколад. Позже – деньги, которые она прятала от Ангела. Когда Браулио исполнилось шестнадцать и у него появились деньги на бензин, он частенько катал ее по городу. И она никак не могла взять в толк, откуда они умудряются доставать столько сигарет.

Индио был другой. Он всегда был стоиком. Каменное лицо и строгий тон с малышней. И всегда почему-то злился на Старшего Ангела. Не понимал снисходительности отчима к младшим, потому что с ним Ангел был очень суров. Сначала Старший Ангел пытался вести себя, как Дон Антонио, – а какие еще примеры у него были? И однажды отходил Индио ремнем по спине. А Индио уже был ростом с отчима, и когда Ангел в следующий раз подумал, что пришло время порки, Индио съездил ему по физиономии.

– Я твой отец! – заорал Ангел.

– Ты просто спишь с моей матерью, старый козел. У меня нет отца.

Ангел схватил Индио за руку, а тот плюнул ему в лицо.

Когда Старший Ангел снял дом в Ломас Дорадас, для Перлы это стало сюрпризом. Он сказал, надо, мол, съездить кое-куда, забрать что-то там у босса. Днем он подметал и чистил, а ночами учился на риелтора. Одна из миллиона его работ. Перле не хотелось выходить из дому, но он так уговаривал и умасливал, что она все-таки согласилась. А дети уже ждали их внутри. И когда до нее дошло, что происходит, она упала в обморок. Мальчишкам пришлось подхватывать ее на руки и тащить в кресло.

– Ay Dios! Flaco! Ay Dios!

А вскоре Индио стал почти все время пропадать где-то с «друзьями».

Потом к ним переехали Глориоза с Джокером. И Лало начал понимать, кто такие на самом деле Сникерс и Джокер. Сначала у них появились татуировки. Потом деньги. А потом они начали прятать в спальне оружие. Им нравилось поймать Лало, затолкать его в шкафчик под раковиной, закрыть на швабру, чтобы не вырвался. Они наливали в носки клей и дышали испарениями.

Все мальчики, кроме Индио, росли щуплыми. А Индио родился здоровяком. Но все равно вечно качался. За такие бицепсы, как у него, иной готов был удавиться. Приседал по двести раз в день. Когда приезжал в гости на выходные, отжимался с Минни на спине.

Жизнь в доме становилась невыносимой. Столько народу толклось тут, что дышать нечем было. Как будто вообще не оставалось ни глотка воздуха. Они и не представляли, как может быть тесно в маленьком доме. Когда Старший Ангел возвращался со своих многочисленных работ, он устраивался на продавленном диване вместе с Лало и Браулио. Минни присаживалась на пол между отцовских босых ног, втирала присыпку ему между пальцев, Глориоза разваливалась в кресле. Единственное свободное место оставалось в углу, на полу рядом с собакой, которую Сникерс подобрал где-то в депо. Там и сидел Индио, уткнувшись в телевизор и никогда не оборачиваясь в сторону Старшего Ангела. Джокер ошивался в задней комнате, читал комиксы. А Перла стояла в кухне, прислонившись к кухонному столу. Пила растворимый кофе. Злилась и курила. Они все курили, кроме Минни. Но и та скоро научилась.