Мауро Корона - Двадцать веселых рассказов и один грустный

А через некоторое время почтальон доставил ему роковое предписание об уплате штрафа, и не маленького: семьсот двадцать семь тысяч восемьсот лир. Карло совсем пал духом. Вскрыв конверт, он вздрогнул и побледнел. Ноябрь уже подходил к концу, холодало. Братьев запасли на зиму дров, пару свисавших с потолка колбас, немного муки и сыра. Печь дышала жаром, отчего в кухне вечно запотевали стекла, покрываясь поутру морозными узорами. Фульвио дремал на лавке, подложив под голову куртку. Карло же всё расхаживал вокруг стола, расстроенный и подавленный: это предписание стало для него весьма неожиданным и неприятным. В конце концов его болезненное сопение разбудило Фульвио.

– Эй, Карло! Что это у тебя? – пробормотал он, проснувшись и хлопнув брата по плечу. Глаза у него были красные, как у совы, и слегка навыкате, словно у раздавленного фурой барсука.

– Штраф пришёл.

– Что за штраф?

– Да за ту серну, помнишь?

– Что ещё за серна? Не знаю ничего ни о какой серне, отвали уже и дай поспать.

Он повернулся на другой бок, уткнулся носом в куртку и замолчал. Но Карло не сдавался:

– Вот он штраф, Фульвио! Целая куча денег, семьсот с хвостиком тысяч, и придётся платить.

Брат, закашлявшись, оглядел его совершенно пустыми после выпитой бутыли вина глазами. Проштрафившийся Карло не успокаивался:

– Что же нам делать? Не заплатим – проблем не оберёшься, ещё в тюрягу упекут...

– Эти могут! – проворчал его близнец, снова отвернувшись к стене.

Карло заковыристо выругался.

– Не говори так, – закричал он. – Это тебе не шуточки, всё серьёзно, придётся как-то платить!

Фульвио заторможенно, словно в замедленной съёмке, спустил ноги на пол, поднялся и буркнул:

– Дай глянуть.

Взяв предписание, он, не прочтя ни строки, скомкал лист, приоткрыл печную заслонку и, бросив бумагу туда, снова её закрыл.

– Ну вот, оплачено, - произнёс он, обернувшись к брату.

– Это всё из-за тебя! Да-да, вот увидишь, что теперь будет! – заскулил ошеломлённый Карло.

Нытье и причитания продолжались довольно долго, но Фульвио уже снова растянулся на лавке. С того момента почтальон регулярно приносил Карло новые предписания. Формулировка всегда оставалась без изменений, зато цифру накопившиеся пени непрерывно увеличивали. Карло всякий раз вздрагивал, а Фульвио бросал предписание в печь. В какой-то момент сумма перевалила за миллион лир.

И вот майским утром в деревне объявились сборщики долгов – два прилично одетых синьора. Повсюду распевали кукушки, в позвонки горного хребта барабанило своими лучами солнце, а небо сияло, будто начищенный таз. Не самый удачный день, чтобы капать людям на мозги. Но налоговым инспекторам и прочим надоедалам до лучших дней в году дела нет.

Братья оказались дома. Незваные гости постучали. Карло открыл дверь и впустил их. Ante litteram [11] Предшественники ( лат. ) современных коллекторских агентств, осмотревшись, как можно аккуратнее изложили цель своего визита. Фульвио нацелил себе стаканчик вина и, не глядя на брата, буркнул:

– Ну что, ты их грохнешь или я?

Но сборщики долгов явно были не из тех, кто ради чужих денег пойдёт на самоубийство!

– Не шутите так, – сказал первый, – я всё-таки представляю здесь государство. Не лезьте, я сам с ним поговорю.

– Ладно, – согласился Фульвио, залпом осушив стакан. Потом рыгнул и, уставившись на сборщиков, добавил: – Да вы располагайтесь, берите, что хотите, кроме разве что вот этого, - тут он схватил бутыль и пару раз отхлебнул из горла.

Увы, то, что взять с близнецов нечего, стало ясно сразу. Не считая лавки, печи и стульев, доме был пуст. Сборщики долгов поглядели наверху – тоже ничего. Кроме баррикады из плюшевых собачек и двух не заправленных вонючих постелей по углам столь же загаженных комнат, всё находилось в полнейшем запустении. Удивлённые и униженные, они снова спустились вниз, где царило напряжённое молчание. Фульвио сжимал в кулаке нож. Увидев старшего из сборщиков, он вскинул руку над головой и нанёс резкий удар. На стол с глухим стуком упала колбаса.

– Присаживайтесь, – сказал он, – перекусите, колбаса вкусная. У нас их две, одна вот, другая у вас над головами.

Делать нечего: непрошеным гостям пришлось сесть за стол. В благоговейной тишине двое несчастных принялись за колбасу. Близнецы больше налегали на вино. Но целью сборщиков была конфискация, и вернуться с пустыми руками они никак не могли.

– А что, колбаса и впрямь неплоха, – сказал старший сборщик.

– Чудесная, – подтвердил его коллега, – и ведь есть ещё одна.

Фульвио понял намёк. Он поднялся и снова взмахнул ножом. Вторая – и последняя –колбаса упала на стол рядом с первой. Карло оторвал страницу от старой газеты, которую использовали для растопки, завернул колбасу и передал её младшему. На прощание они пожали друг другу руки.

– Вы уж не сердитесь, у нас ведь работа, – сказал старший сборщик перед уходом. – А чтобы вы поняли, что это за работа такая, я вам расскажу анекдот. Как-то раз, – начал он, – входит в переполненный бар детина двух метров ростом, видит на стойке половинку лимона, хватает его и изо всех сил сжимает. Потом оглядывает окружающих и говорит: «Десять тысяч лир тому, кто сможет выжать из этого лимона ещё хоть каплю». Все пытаются, но тщетно, лимон выжат насухо. Тут выходит старичок, худенький и невзрачный, и просит дать ему попробовать. Детина, смеясь, протягивает лимон. А старичок без видимых усилий сжимает его, и... кап , одна капля, кап , другая, кап, третья... Все в растерянности. Детина выкладывает деньги и спрашивает: «Простите, но как Вам это удалось?» И тот ехидно так отвечает: «Хе-хе, да я просто старый налоговый агент». И уходит.

С этими словами ушли и оба сборщика. А близнецы остались стоять, молча поглядывая друг на друга.

Нижеследующий рассказ печальный и потому короткий. Описания страданий вообще не должны длиться так же долго, как реальные переживания, навсегда оставляющие шрамы в наших душах. Боль, какова бы она ни была, угнетает и мучает человека до конца его дней. Сперва она раскалённой лавой проникает по венам в сердце, потом затвердевает, образуя корку, и уже не проходит. Из-за этого мы стареем, из-за этого множатся наши страдания. Как сказал Байрон: «Воспоминание о пережитом счастье – уже не счастье , воспоминание о пережитой боли – всё ещё боль».

Но вернёмся к нашей истории. Парня, который не отличается умом, не учится, не знает и не хочет ничего знать о реальной жизни и не обращает внимания на то, что ему говорят, частенько называют ослом. В школе учителя даже надевают отстающим на голову картонный колпак с длинными ушами. Я тоже носил такой, и это было довольно унизительно. Вообще, то, что не гуси или куры, а именно ослы являются символом низкого интеллекта, давно стало общим местом. И всё-таки это далеко не так: на самом деле ослы наделены высочайшим интеллектом и деликатностью. Недавние исследования, весьма серьёзные и глубокие, только подтвердили эту истину, воздающую, наконец, кесарю кесарево. Отныне дети, подростки и даже взрослые, которых называют ослами, должны считать это комплиментом.