Люсинда Райли - Сестра тени [litres]

Вечером мы отправились в местный паб «Тоуэр-Бэнк-Армз», на постоялом дворе которого когда-то останавливался Арчи, когда приехал навестить Флору.

– Может, и мне тоже стоило остановиться здесь, как когда-то поступил Арчи? – немного натянуто улыбнулся Мышь.

– Нет, я рада, что ты этого не сделал, – ответила я, ничуть не покривив душой.

И хотя после того, как Мышь поцеловал меня накануне, я все равно оставила его ночевать в гостиной одного, а сама еще долго лежала без сна, прислушиваясь к сладостной истоме, которая разлилась по всему моему телу. Сейчас я уже точно знала, что рано или поздно тоже совершу свое путешествие в страну любви и мне там очень понравится.

На следующее утро мы рассчитались в гостинице, и Мышь повез нас в Лэнгдейл-Вэлли, где мы с удовольствием прогулялись по горным тропам.

Внезапно меня осенило:

– Мышь!

– Да?

– А как твое настоящее имя? Знаю, оно начинается с буквы «Э».

Его губы тронула легкая улыбка.

– А я уже было забеспокоился, что ты никогда не спросишь меня об этом.

– Так как же?

– Эномай.

– О боже!

– Вот и я о том же! Нелепо, да? Хотя и довольно любопытно.

– Что? Имя?

– И имя тоже, конечно. Во всем виноват отец с его неуемной страстью к греческой мифологии. Но я имею в виду другое: любопытное совпадение. Ведь согласно одному из мифов, Эномай был женат на Астеропе. Хотя в других мифах утверждается, что он был ее сыном.

– Да, я тоже наслышана о тех легендах, которые связаны с моим именем. Но почему ты мне раньше ничего не сказал об этом?

– Помнишь, я однажды спросил тебя, веришь ли ты в судьбу? И ты ответила, что нет, не веришь. А я вот, напротив, с самого первого момента, когда увидел тебя в Хай-Уилд и услышал, как тебя зовут, знал, что нам самой судьбой предначертано быть вместе.

– Правда?

– Да. Ведь так распорядились звезды на небе. И вот тебе, пожалуйста, подтверждение! У твоих ног сразу же оказались и отец, и сын , – закончил он шутливым тоном.

– Пожалуй, я и впредь буду называть тебя «Мышь». Ты не против?

Веселый взрыв смеха огласил окрестности Лэнгдейл-Вэлли, а потом Эномай Форбс, лорд Воган из Хай-Уилд, крепко обнял меня и прижал к себе.

– Ну? – спросил он.

– Что «ну»?

– Так ты сегодня едешь вместе со мной в Хай-Уилд, Астеропа?

– Да, – ответила я без колебаний. – Разве ты забыл, что завтра утром мне на работу?

– Как я мог? Работа в книжном магазине ждет тебя, романтичная ты душа. Что ж, – Мышь разжал объятия и взял меня за руку. – Тогда поспешим. Пора возвращаться домой.

Камелия (семейство Чайные)

Я сидела в аэропорту Хитроу в ожидании своего рейса. Молча разглядывала пассажиров, снующих мимо и весело болтающих о чем-то со своими детьми или родителями. У всех счастливые лица, все полны радостных ожиданий. Даже те, кто путешествует в одиночестве, даже у них наверняка есть близкие, которые уже с нетерпением ждут их в пункте прибытия.

И только меня никто не ждет, ни здесь, ни там. Внезапно я вдруг почувствовала острое сострадание ко всем старикам, днями напролет просиживающими на скамеечках в лондонских парках. Как часто я наблюдала их, возвращаясь домой после учебы. Но тогда мне казалось, что они вполне довольны жизнью, что они наслаждаются тем, что видят вокруг, что их развлекает эта бесконечная вереница прохожих, торопливо шагающих мимо в неярких лучах зимнего солнца… И вот наконец до меня дошло, что нет ничего хуже, чем одиночество в толпе людей. Как жаль, что я тогда ни разу не остановилась, не поздоровалась ни с одним из стариков. И как было бы здорово, если бы сейчас кто-то замедлил шаг, проходя мимо, и тоже поприветствовал меня.

Сия, где ты сейчас?

Как бы я хотела написать тебе письмо, излить на бумаге все то, что теснится сейчас в моей голове, чтобы ты смогла прочитать и понять, что я чувствую на самом деле. Но ты же знаешь, как только дело доходит до писанины, из-под моего пера выходят одни каракули, да еще с ошибками. Сколько я потратила сил, пока написала то письмо, которое оставила для тебя в нашей квартире. А все равно оно получилось ужасным. Лучше бы просто сесть и поговорить, но тебя нет рядом. И вот я сижу в полном одиночестве в терминале № 3 и мысленно разговариваю сама с собой.

Я думала, ты услышишь мой крик о помощи, но ты не услышала. Все последние недели я наблюдала за тем, как ты стремительно удаляешься от меня все дальше и дальше, а я изо всех сил старалась не держать тебя, отпустить. Не злиться, когда ты все время рвалась на встречу с той семьей, не обращать внимания на то, как я постоянно раздражаю тебя. Впрочем, разве только тебя? По-моему, я раздражаю всех.

Но с тобой я всегда могла быть сама собой. И мне казалось, что именно за это ты меня и любишь. И принимаешь такой, какая я есть. Благодарна мне за все то, что я старалась для тебя сделать.

Я знаю, что думают обо мне другие, хотя и не уверена в том, что до конца понимаю, в чем именно я не права. Наверное, потому, что все хорошее, в том числе и любовь, все это спрятано где-то очень глубоко во мне. Я тоже хочу заботиться о других, проявлять внимание к людям, дружить… Но тут во мне словно срабатывает какой-то невидимый выключатель и размыкается цепь между тем, какая я внутри, и тем, как я выгляжу снаружи. Кстати, предложение получилось довольно корявым: дважды повторила слово «тем». А я помню, как ты боролась с тавтологией, когда проверяла мои эссе, прежде чем они попадали в руки учителя. Ты всегда вычеркивала те слова, которые я повторяла по нескольку раз.

Мы были добры и терпеливы по отношению друг к другу. Ты не любила говорить, но я всегда была наготове и могла озвучить твои слова вместо тебя. Зато ты писала гораздо лучше меня. Словом, мы были хорошей командой.

Я думала, что сделаю тебя счастливой, когда покупала эту квартиру для нас с тобой. Что наконец-то мы заживем спокойной оседлой жизнью. Никаких больше путешествий, ибо я понимала, что ты уже устала ездить по миру. Пора начинать жить нормально, как живут другие люди, быть самими собою, но при этом быть вместе. Однако, как оказалось, дела у нас пошли только хуже.

Но задумалась я об этом совсем недавно, в самые последние дни, когда торчала в полном одиночестве в нашей квартире, ожидая, что ты позвонишь мне. Тогда наконец до меня дошло, что я загнала тебя, словно тигра, в клетку, из которой ты никак не можешь вырваться на волю. Я вела себя грубо с твоими друзьями, и с мужчинами, и с женщинами, потому что панически боялась потерять тебя. Тебя, единственного человека на свете, не считая папы и Ма, кто любит меня, как я думала…