Юрий Красавин - Полоса отчуждения

— А почему у них парашютная система? — спросила моя эрудированная дочь. — Не могли уж придумать чего-нибудь новенькое.

Родному человеку семь лет, мы друзья, и я вижу в нем себя, начинающего жизнь заново — какое восхитительное сознание!

— А гости бабы Насти опять гуляют.

— Любуются на закат, как и мы, — предположил я, не подумав.

— Нет, — возразила дочь убежденно. — Они не любуются, а огорчаются.

— Почему?

— А раз такой закат — значит, завтра пойдет дождь. И будет холодно, потому что черемуха расцвела.

Я покосился на свою маленькую подружку:

— Ты веришь в приметы больше, чем прогнозам погоды по телевизору?

— Вот посмотришь, завтра будет дождик. И тогда Овчинниковы не смогут работать в огороде. Поэтому они сейчас огорчаются.

— Разве у них мало дел в доме?

— Там баба Настя… с нею им скучно.

— Напротив! Она будет печь им пироги, а потом они сядут чаевничать и беседовать на задушевные темы.

Моя собеседница оглянулась на меня и засмеялась.

— Что ты смеешься?

— Так…

Назавтра и впрямь подул холодный ветер, пошел дождь…

В эти ненастные дни Леонид Васильевич был неукротимо деятелен: стучал, пилил, стругал в сарае. Нина помогала ему, а вернее, находилась всегда с ним рядом, я слышал их голоса и смех. Иногда она, укрывшись с головой плащом, подходила к кустам сирени в палисаднике.

— «Счастье» ищет, — догадывалась моя дочь.

— Вряд ли. Оно у нее есть.

— Может быть, ей нужно два?

— Счастий не бывает два. Оно или одно, или его нет совсем.

— А у тебя есть?

— Есть!

— Большое?

— Порядочное…

Нина прогуливалась между цветущими яблонями, и я слышал, как дождь стучал по ее плащу. Леонид Васильевич, тоже чем-нибудь укрывшись, подходил к ней; они стояли долго, о чем-то переговариваясь, он отстригал секатором ненужные ветки, но тут появлялась неизменно мать и говорила прямо с крыльца:

— Не трогай ты их, Леня! Что они, мешают тебе?

После чего супруги удалялись в сарай — и опять там раздавалось шарканье рубанка, звон пилы…

Однажды Леонид Васильевич куда-то отлучился из дому и вернулся на грузовой машине, с которой прямо под дождем сгружали кирпичи и таскали к сараю. Через какое-то время, тоже под дождем, он копал-копал в дальнем углу огорода глину, разводил ее в большом корыте, помешивая заступом, вымазался весь — и выстиранные штаны его к вечеру трепыхались под навесом, а на нем самом были старенькие, с заплатами на заду.

Через несколько дней погода стала разгуливаться понемногу; дождь как бы делал передышки изредка и наконец вовсе прекратился; еще бежали тяжелые облака, но солнце выглянуло раз и два, словно украдкой, да и заулыбалось радостно.

И вот тут-то Леонид Васильевич стал выволакивать из сарая то, что наготовил: он врыл перед палисадником два столбика и на них укрепил лавочку со спинкой — очень удобная получилась — это чтоб соседки ходили сюда посидеть, поговорить, как хотелось матери.

Еще одну ладненькую скамеечку поставил-врыл в палисаднике — это уж для матери одной, не для всех…

Тут Борис Пикулев вышел на крыльцо:

— Бросай дела, сосед, футбол смотреть будем.

Леонид Васильевич уже оглядывался под яблонями, собираясь и тут что-то соорудить.

— А что там? — спросил он.

— Да ты забыл? Чемпионат мира в Мексике начался! Сегодня наши с венграми играют.

— А-а…

Леонид Васильевич взял в руки заступ и начал копать.

— Да неуж смотреть не будешь? — изумился Борис.

— А у нас телевизор еле-еле дышит.

— Так надо срочно мастера позвать!

— Некогда.

— Ну, хочешь, я своего зятя приглашу: он хоть и не телевизионный техник, а закройщик, но в телевизорах маленько кумекает. Авось починит.

— Не надо, — махнул рукой Леонид Васильевич. — Этот уж не отремонтировать, ему в обед сто лет будет.

— Да-а… Без телевизора что за жизнь. Новости все-таки каждый день.

— Новость у нас, Борис Александрович, только одна, — Леонид Васильевич не прерывал работы, — пала на нас звезда Полынь, причинив великие беды. А остальные — пустяки. В том числе и футбольный чемпионат.

— Это ты про комету? Про ту, что показывали по телевизору?

— Комета Галлея само собой, а звезда Полынь — особо.

Борис его не понял, а я подошел к самому окну, чтоб получше слышать, что еще скажет мой герой по этому поводу, который так тревожил и меня. Но ничего далее не последовало.

— Так приходи ко мне футбол смотреть! — уговаривал Борис. — Ты что, все-таки событие-то вон какое — раз в четыре года!

Леонид Васильевич опять его озадачил: отрицательно покачал головой.

Он уже врыл в землю между яблонями столик, когда Борис Пикулев выскочил на крыльцо:

— Гол забили! Наши!

— Да ну! Что-то невероятное. А не наоборот? — усомнился Леонид Васильевич.

Борис исчез, но через минуту выскочил снова:

— Леня! Два — ноль в нашу пользу!

— Во дают!.. Наверно, телевизор врет.

— Но почему! — возмущенно вскричал Пикулев.

— Наши же не умеют забивать.

— Да ты посмотри иди!

Борис опять исчез.

«Выдержка, однако», — подумал я, одним глазом глядя на экран с прыгающими фигурками футболистов, другим — в огород Овчинниковых.

Когда сбоку от стола выросла первая скамеечка, Пикулев выскочил снова:

— Три — ноль!

— Три — ноль? — подивился Леонид Васильевич. — Они, чего доброго, и до четырех догонят.

Когда в Мексике «догнали» до шести — ноль, он решил, глядя на радостного Пикулева:

— Так дальше продолжаться не может. Вдруг наши доберутся до финала, а я это историческое событие провороню! Придется покупать телевизор.

— Конечно, покупай!

— Как ты на это смотришь? — спросил Леонид Васильевич у жены.

— Леня, без телевизора не жизнь, а мука. Живем тут с одними ушами, без глаз.

— Все решено, заметано.

А столик под яблонями уже стоял в окружении ладненьких скамеечек.

— В домино играть? — спросил Борис.

— Самовар будем ставить!

И самовар нашелся, кстати сказать, у матери на чердаке: Нина его, помятый и позеленелый, отчищала у крыльца кирпичным порошком.

Мать, однако, посматривала недовольно и как бы сторонилась и того, и другого дела.

…Соседи явились на новую лавочку перед палисадником в тот же вечер. Нина с Леонидом Васильевичем на закате ушли гулять на берег Волги, так что о них говорили не таясь.

— Ишь, какие у тебя работники-те! — хвалила Валерьяновна. — Только стукотня стоит! То дрова, то крышу, то еще чего. А мой трутень…

— Чего уж, каждый день по обновке, — это голос Тани Пикулевой. — И газ провели, и изгородь поставили, и даже вот скамеечки эти сделали…

— Дак им тут уж больно хорошо, — отвечала хозяйка довольно сурово. — Заместо дачи…

— Стараются, Насть! — голос бабы Оли.