Тимур Максютов - Зеркальные числа [сборник litres]

Фокусирую взгляд.

Серое пятно обретает резкость и превращается в лысого типа. От его облика так и воняет казенщиной.

Я лежу на кушетке, голый по пояс и прикрытый простыней. Присоски сняты, но на месте контакта – зуд. Пробую почесать висок: на этот раз пальцы слушаются.

Всплывает длинная и неуклюжая, как парализованный жираф, формулировка: «психологическое ретроградное чего-то там сканирование».

– У вас сейчас частичная амнезия. Это нормально. Не очень приятно, но увы: неизбежные последствия сканирования. Все ветераны обязаны проходить, согласно закона о конверсии. Сами понимаете: надо выявить латентные травмы, психические искажения и прочие ушибы от службы. Чтобы избавиться от нежелательных последствий.

Ветеран!

Точно: я – ветеран.

В голове то вальсируют, то дергаются в диком ритме картины: тесная рубка моего первого орбитального истребителя; атака моей эскадрильи на фоне бугристого Деймоса; обрывки горящего пилотного комбинезона, прикипающие к телу…

Моя нелепая рожа в телевизоре:

– За заслуги перед Российской Империей досрочно присвоить вице-полковнику космофлота Денису Крюкову воинское звание «командор»…

Я никогда не стану адмиралом.

Меня выкинули на пенсию. Еще повезло. Многих – просто сократили: три оклада в зубы – и гуляй, теперь штафирка.

– Довольно жестокая процедура, – морщусь я, – так недолго и дурачком заделаться. Какие-то галлюцинации. Бред, но очень правдоподобный.

– О чем? Что вы видели? – лысый оживляется и наклоняется ко мне. Неожиданно близко – острые, словно сверла, глаза. И волосатые ноздри.

Отодвигаюсь, насколько позволяет кушетка. Послать бы его, но флотская привычка перевешивает: на вопросы командира надо отвечать, а этот тип, несомненно, в данной ситуации – старший.

– Какой-то странный бой. Их – под сорок единиц, но с отличным маскировочным прикрытием. Что-то непонятное: ни типов кораблей, ни характеристик, на ощупь и интуитивно.

Лысый кивает: ему вправду интересно.

– А я, почему-то, без знаков различий. И эскадра у меня чудная. Какие-то партизаны на гражданских кораблях.

– Как любопытно! – восклицает лысый, – А вы выдумщик. Чего только не выкинет подсознание. Надо будет рассказать доктору.

– Так вы не доктор?! – возмущаюсь я.

– Позвольте представиться: статский советник Чугунный.

Какого хрена? Некий посторонний тип видит меня в таком разобранном состоянии, да еще задает вопросы. Блин, надо собраться в кучу. Встать и начистить ему рыло.

– Видите ли, вам заодно проводили по моей просьбе специальное тестирование. Я хочу предложить вам работу. Вернее, службу.

Я злюсь, и от злости начинаю приходить в себя. Сжимаю и разжимаю кулаки. Осторожно поворачиваю голову: дурацкий сиреневый шар, последний след глюков, наконец- то перестает доводить меня до тошноты и исчезает.

Жутко ломит затылок. Горит весь правый бок – там, куда мне реплицировали кожу десять лет назад.

– Екарный бабай.

– Не спешите отказываться, – Чугунный принимает «бабая» на свой счет, – сами подумайте: вы еще вполне в соку, в расцвете, так сказать. Ну, не дежурным же на китовую ферму вам идти, в самом деле.

Меня почему-то сильно обижает эта китовая ферма.

– Какого хрена?! Да меня в любую контору, с руками и ногами. Тридцать лет выслуги. Два ордена Багратиона, «Двуглавый Орел» с мечами.

– К сожалению, нет, – качает лысиной статский. Он всячески пытается скорчить на роже подобие сочувствия, но по глазам видно – ему на меня плевать.

– Вы несколько оторвались от гражданской жизни. Подобных вам не берут на работу: слишком прямолинейны, негибки, не склонны к компромиссам. Общая тенденция, знаете ли. И в нашем земском соборе, и у американцев, и в китайском парламенте в большинстве – соглашенцы.

– Политика – дерьмо, – мрачно замечаю я.

– Не вздумайте сказать это на людях, господин Крюков. Штраф – три червонца, за повторное подобное высказывание – двадцать часов принудительной лекции о лояльности. Империя подписала договор о сокращении вооруженных сил впятеро, а ваша фамилия вообще включена в секретное приложение. Нашумели вы в свое время. У ролика на зутубе, где вы выбрасываете Коротышку Макса из шлюза, четыре миллиарда просмотров.

– А я должен был его в десны целовать? – огрызаюсь я, – дюжина захваченных кораблей. А станция на Каллисто? Я сам недолюбливаю этих мозгоклюев-ученых, но то, что он творил с безоружными… Если бы я его сдал полиции ООН, он получил бы максимальный срок – семь лет. Комфортабельную камеру и оплаченную правительством проститутку раз в неделю. Жирновато будет за две сотни убитых, не? И вообще, это был побег.

– Конечно, побег, – ухмыляется статский, – без скафандра – в открытый космос. Ладно, забудем. В душе я – на вашей стороне. Так вот. Вы нам подходите. Я хочу предложить вам работу.

– Кому это «нам»? На кого я должен горбатиться?

Чугунный встает. Вытягивается, руки по швам. Кажется, что сейчас он запоет «Боже, храни Императрицу».

Его лысина блестит на фоне парадного портрета на стене.

Рыжие волосы, собранные в высокую прическу, украшены диадемой с лупазом «Гордость Марса». Нежные белые руки сложены под грудью, как лебединые крылья. И глаза.

Они глядели с переборок матросских кубриков и офицерских кают-кампаний каждого корабля космофлота – от древнего лунного челнока до могучего эскадренного линкора «Святогор».

За эти зеленые глаза мы подыхали на Меркурии. Горело жестокое Солнце в половину неба, горели парни в десантных ботах, и хрипели слова гимна в динамиках – последние в их жизни слова.

– Я предлагаю вам работать на правительство Ее Величества.

Вот это поворот!

Я резко поднимаюсь и сажусь на кушетке. Голова сразу начинает звенеть, в глазах мельтешат черные точки – как радиолокационные помехи на треснувшем от жара экране.

– Агентом? – голос мой срывается, горло затыкает комок. Сглатываю:

– С лицензией на убийство?

– Чушь какая, – морщится чиновник, – вы до сих пор галлюцинируете? Ревизором, разумеется. Ревизором контрольного управления Министерства освоения космоса.

– Контрольного?! А что контролировать? Гальюны на сухогрузах?

– Если понадобится – и гальюны тоже, – радостно кивает он.

– Да пошел ты, шпак продырявленный. Чтобы я, боевой офицер – и ревизором?!

Я встаю и делаю то, о чем мечтал уже минут пять.

С наслаждением плюю прямо в центр сияющей лысины.

– Что же вы, голубчик? – профессор морщится, – Элементарный же вопрос. Восьмой инцидент на Церере и его юридические последствия, куда проще? Канонический случай.

– Я учил, честное слово, – бормочу я.

– Поймите, друг мой, – назидательно говорит он, – космическое право – предмет, требующий досконального знания. Вы – представитель государства. Как же вы будете принимать решения? Уж вам-то, отставному офицеру, должно быть понятно значение руководящих документов.