Борис Земцов - Жизнь строгого режима. Интеллигент на зоне

А еще в ходе шмонов принято извлекать и выбрасывать картонки (развернутые коробки для продуктов) из-под наших матрасов. С их помощью мы пытаемся выравнивать наши продавленные койки. Дело в том, что конструкция нынешних арестантских кроватей (возможно, это только в нашей зоне) весьма специфичная — ни панцирных сеток, ни пружинного плетения — днища у них образуют приваренные крест-накрест хлипкие железные полосы, имеющие особенность или прогибаться до самого пола, или отрываться вовсе. Почему-то никого, кроме нас, эта проблема не интересует. Решаем ее как можем (самое реальное — договориться с лагерными сварщиками за сигареты), в том числе и с помощью этих самых картонок, которые в ходе шмонов столь безжалостно изымаются.

Кстати, пока доверял дневнику подробности последнего шмона, выяснилось, что в ходе его я лишился не только заточки и ножниц. Заодно с «запретами» исчезла нераспечатанная стограммовая пачка растворимого кофе и три пачки сигарет с фильтром, приготовленных на текущие нужды (пачку — уборщику барака, пачку — заготовщику пищи и т. д.). Ситуация более чем типичная. Когда же они накурятся и когда же чужой кофе начнет вызывать у них рвотный рефлекс?

Конечно, я могу написать «телегу» с описанием случившегося на имя начальника колонии, я даже имею право обратиться в суд. Вот только как я смогу доказать, что эту кражу совершили люди в погонах, для которых шмон — главная составляющая часть их работы, а результаты этого шмона (и сигареты, и кофе, и много чего еще) — важная прибавка к основному жалованью (как бы даже не наоборот), а не мои соседи? Кажется, здесь я бессилен, и бессилие это изначально запрограммировано в состав всех ощущений, что я призван здесь испытать, как важное дополнение к самому факту (не важно, заслуженного или нет) моего наказания.

Почти в продолжение некогда затронутой национальноинтернациональной темы с чеченским уклоном. Своего соседа-«семейника» (с ним мы вместе пьем чай, помогаем друг другу в мелочах арестантской жизни и т. д.) чечена Мусу я поздравил с днем рождения весьма оригинальным образом. Уверен, так его никто никогда не поздравлял в прошлом, не поздравит в будущем. Кроме традиционной в этих условиях по этому поводу пачки хороших сигарет («Мальборо» в твердой пачке) вручил заранее заказанную на воле и в срок присланную (спасибо дочери!) копию-распечатку отрывка из «Архипелага ГУЛАГа» А. Солженицына, посвященного… чеченцам. Известный, уже хрестоматийный отрывок, в котором автор в самом комплиментарном виде отдает должное волевым и свободолюбивым особенностям чеченского национального характера. Виновник торжества долго держал в руках страницу текста — или читал по складам (что скорее всего, ибо я видел, как шевелились его губы, как медленно двигались глаза по строчкам), или тщательно переваривал смысл, скрытый в отрывке знаменитой книги. А еще я обратил внимание, как ближе к концу этой паузы лицо моего соседа просветлело, как сверкнуло в его глазах что-то далекое, влажное и блестящее.

Не видел, чтобы еще кто-то поздравлял Мусу в тот день. Разве что еще один наш общий сосед по проходняку Серега Ч., приплюсовавший к моим подаркам пару новых «хозяйских» хлопчатобумажных носков и маленькое «нулевое» (т. е. абсолютно новое) «вольное» (т. е. присланное, переданное или сохраненное после всех этапов и «транзиток») полотенце. Повторяю, не видел, чтобы кто-нибудь еще поздравлял его в этот день. Ни из земляков-чеченов, ни из единоверцев-мусульман.

Кстати, по первым лагерным впечатлениям, мне показалось, что мусульмане в зоне представляют собой четко организованную и основательно консолидированную группу, мини-общину, почти семью. Делал этот вывод с горечью, испытывая что-то очень похожее на банальную зависть, ибо ежедневно наблюдал, да что там наблюдал, сам оказывался участником, действующим лицом, едва ли не жертвой ситуаций, когда православно-славянское население лагеря представало разрозненной, равнодушной, а то и враждебной по отношению друг к другу массой. «А вот мусульмане-басурмане — другие, человечней, надежней, отзывчивей, вот бы и нам, православным, так…» — сетовал я про себя, видя, как кавказцы и азиаты делят посылки, угощают друг друга сигаретами, которых вечно здесь никому не хватает, отмечают свои праздники.

Поспешил, погорячился я с таким выводом. Оказывается, и в их кругу не все так просто, далеко не всегда общая вера для любого из них — гарантия защищенности и поддержки. Совсем недавно из их круга (по сути это отрядномусульманская мини-община — миниатюрная умма) был по сути изгнан узбек Эркин. Верно, он запредельно ленив. Действительно, он способен сутками с незначительными перерывами на употребление болезненно любимого им чифиря спать, но изгнали его не за это. Эркин — «сирота». В переводе с лагерного — человек, полностью лишенный всякой поддержки с воли. Выходило, что лишили незадачливого узбека мусульманского «общака» только за то, что сам он ничего (ни пачки сигарет, ни «замутки» чая, ни плитки шоколада) в этот общак внести не мог. Предельно рационально! Жестко! Цинично!

Догадываюсь, что другой мой сосед, уже не раз упоминавшийся чечен Муса М., так и стал полноправным членом этого мини-сообщества по той же самой причине (с воли никакой поддержки, гол, как сокол). На таком фоне представляется уже более чем логичным факт: лидер мусульман отряда — мулла Али регулярно «стрижет» со своих «прихожан» что-то вроде подарков-подношений в виде сладостей, чая и прочих продуктов. Видимо, в компенсацию за хлопоты по духовному окормлению и консолидирующее начало. Так что до торжества вселенского «зеленого» братства, райской мусульманской благодати здесь еще далеко.

Между прочим, мулла Али — самый настоящий мулла из ставропольской глубинки. Ногаец по национальности. Служил в местной мечети. Если верить материалам его уголовного дела (сам он все обвинения отрицает, считает их сфальсифицированными), оказался каким-то краем замешанным в убийстве милиционера; тут же органы обратили внимание, что в его проповедях звучали не совсем «правильные» в политическом отношении призывы и выводы; следом выяснилось, что участвовал он в вербовке и отправке в Чечню своих прихожан — местных мальчишек 17–18 лет для участия в военных действиях против федералов на стороне незаконных бандитских формирований, под знаменами полевых командиров, тех самых, которых нынешний официальный лидер Чечни окрестил «шайтанами». В итоге у муллы Али целый букет серьезных статей и немалый срок в 12 лет.

Впрочем, история ставропольского муллы Али — отдельная история, самобытный сюжет. А тезис о мусульманском сверхчеловечном лагерном братстве — всего лишь расхожий красивый миф. Для молодых, не наживших ума, с неокрепшими душами. Яркая блестящая обертка в горькой конфетке с ядовитой начинкой.