Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

— Ты же знаешь людей, которых я назвал? Все они красные и друзья твоего отца. Он вместе с ними бывал на собраниях. Ты знаешь, что это так.

Он уже кричал, но она, сдерживая слезы, молча качала опущенной головой.

— Посмотри на меня, Тереса.

Но она не может этого сделать, тогда она непременно заплачет. Нет, она не заплачет, хотя он и добивается этого.

— Посмотри на меня! — Очкастый разозлился по-настоящему. — Скажи мне честно: ты знаешь эти фамилии?

— Я знаю Мики, — прошептала Пончик.

— А его отца?

— Нет, сэр.

— А других?

— Нет, сэр.

Очкастый вздохнул, нахмурился и облизал губы.

— Тереса, — сказал он, помолчав. — Ты, наверно, не представляешь, как тебе повезло. Я, видишь ли, отношусь к числу тех, кто любит цветных. Мой дедушка сражался на стороне северян, чтобы освободить таких, как ты. Это во-первых. А во-вторых, я люблю детей. Тебе, вероятно, известно, что я командир отряда бойскаутов. Я хорошо знаю детей: когда они испугаются чего-нибудь, то начинают врать, верно?

Она кивнула. Ей было очень тяжело в этот момент. Может быть, он хороший человек и ей надо вести себя так, как он хочет… И все же Тереса не могла на это пойти, хотя и не понимала почему.

— Конечно, ты испугалась, когда арестовывали твоего отца, — продолжал очкастый. — И я не виню тебя за это. Ты боишься, как бы они не сделали ему что-нибудь худое. Но я обещаю тебе, что этого не случится. В наших краях к линчеванию прибегают крайне редко.

При слове «линчевание» девочка оцепенела, поэтому не слышала, что еще говорил ей человек в очках. А говорил он вот что:

— …зададут ему несколько вопросов — таких, какие я задаю тебе, и, если он скажет правду и не совершил ничего плохого, его отпустят. Может быть, он уже дома и ждет тебя, беспокоится, где ты пропадаешь. Как только ты скажешь мне правду, я отпущу тебя к отцу. Ты ведь хочешь домой? Хочешь?

Это было слишком. Она представила себе, как папа сидит дома, волнуется за нее, и поняла, что не в силах больше сдерживать слезы. Не помня себя, Тереса разразилась отчаянным плачем. Она чувствовала лишь, как содрогается ее тело от сильных внезапных толчков, которые как бы исходят откуда-то изнутри и от которых лязгают зубы.

Ни мать, ни отец никогда не били ее, так что иногда ее даже разбирало любопытство, что это значит — быть побитой. Но когда она видела, как бьют других детей, ее охватывала такая острая боль, что она невольно отворачивалась.

Теперь же Тереса плакала так, словно ее самое избили.

Когда она пришла в себя, то почувствовала, что белый человек обнимает ее и гладит по мокрой щеке. Подобревшим испуганным голосом он повторял:

— Я не хотел, чтобы ты плакала, Тереса, ведь я твой друг. Понимаешь? Я стараюсь помочь тебе. Я твой друг.

«Единственный способ остановить его, — подумала она, — это встать, отойти в сторону, повернуться к нему спиной, перевести дыхание и вытереть слезы». Так она и сделала.

Девочка слышала, как он снова подошел к столу и стоял там, постукивая кусочком мела по крышке, ничего не говоря и ничего не делая, а только выжидая, когда она кончит плакать и повернется к нему лицом. Стук-стук-стук…

Но она решила не поворачиваться, так ей было стыдно… Надо же было разреветься, да еще при этом белом человеке, которому пришлось успокаивать ее, обнимать и гладить по щеке! Пожалуй, хуже ничего не придумаешь!

Она знала, что рано или поздно она все равно должна повернуться к нему лицом, но пока не могла этого сделать… Вдруг в гулком коридоре раздался мужской голос:

— Эй, Док! Вы здесь?

Ах да! Теперь Тереса вспомнила. Его и в школе звали Док — Док Дэймлер.

Док почему-то не отзывался, и Пончик была уверена, что он снова хочет к ней прикоснуться и, может быть, сделать то, чего так боялся папа. Папа говорил, что в Техасе такие вещи случаются с молодыми черными девушками. Поэтому Пончик хотела, чтобы мужчина, появившийся в коридоре, скорее зашел сюда.

— Док! Эй, Дэймлер!

Если он и на этот раз промолчит, решила Тереса, она сама ответит. Но Док все же отозвался.

— Здесь я, Ли! — проговорил он недовольным тоном.

Шаги приближались, и Док вышел навстречу Ли.

На короткое время Тереса осталась одна. Она опустилась в учительское кресло, чувствуя, как кровь пульсирует в жилах, приливает к уже сухим щекам, покрывая их пунцовым румянцем. Она слизнула с верхней губы соленые капли пота и попыталась разобрать, о чем говорят в коридоре мужчины. Док что-то шептал, и она не могла расслышать, но Ли отвечал громко и возмущенно:

— Как это «еще нет»? Почему?.. Будьте мужчиной, Бэб!.. Слишком испугалась? А я думаю, вы мало ее припугнули… Вы просто мямля. Да что время-то терять, нас там ждут! Где она?

Услышав их шаги, Тереса привстала. Сначала она хотела бежать, ибо не знала, что ее ждет, но, когда мужчина появился в дверях, она снова почувствовала себя так, словно видит какой-то страшный сон: к ней ленивой, расслабленной походкой шел высокий красивый парень с бледным лицом, прямым тонким носом и русой челкой. Успокоившись, Тереса снова опустилась в кресло.

— До чего же я люблю девушек, — сказал улыбаясь Ли. — У меня много подружек, и, как ни странно, они продолжают любить меня даже после того, как я порываю с ними. Верно я говорю?

Тереса робко улыбнулась.

— Встань, когда к тебе обращаются, черномазая!

Тересу словно по лицу ударили. А парень продолжал улыбаться с самым дружеским видом, и голос его звучал тихо и спокойно. Он нагнулся к стоявшему под доской ящичку, взял оттуда длинную линейку и плашмя ударил ею себя по ладони.

Тереса вскочила на ноги и показалась себе такой высокой, что ей захотелось сейчас же куда-нибудь спрятаться. Она попятилась.

— Вот так-то лучше, — ласково и лениво проговорил Ли. — А теперь ты будешь отвечать. И знаешь почему?

Тереса открыла рот, но не издала ни единого звука. Парень улыбнулся, обнажив мелкие острые зубы. Сердце девочки, замершее, когда она встала, снова тревожно забилось.

— Я тебе скажу, как мы поступаем с девушками, которые лгут. Мы порем их. Заставляем их раздеться и порем.

Ли снова ударил себя линейкой по руке. Но Тереса не произнесла ни слова, хотя знала, что теперь все зависит от ее ответа. Она лишь как-то нелепо открывала и закрывала рот.

— Но если и после этого они молчат, тогда… Мне не хотелось бы объяснять, что тогда с ними делают. Просто делают — и все.

Глаза Ли полузакрылись, на лице появилось мечтательное выражение.

— Понимаешь?

Тереса судорожно закивала головой и мельком взглянула на стоявшего в дверях Дока. Тот протирал очки. Рот его кривился, на щеках выступили красные пятна. Ей вдруг захотелось подбежать к нему, но она была уверена, что упадет, как только оторвет руку от спинки кресла.