Стефан Мерил Блок - Оливер Лавинг

В Марго Страут Чарли узнал типаж, известный ему по колледжу Торо: она была одной из этих тревожно-взбудораженных студентов, столь благодарных колледжу за то, что у них не попросили предъявить их жалкий или вообще отсутствующий школьный аттестат, и столь упорных в желании не упустить этот чудесный второй шанс.

– С таким поражением мозга, как у Оливера, произвольные движения скорее всего можно обнаружить в районе шеи и выше. Там я и начну, – объяснила Марго, а потом позволила Чарли понаблюдать за ней; он постарался не выказывать скепсиса, глядя на ее грубо-примитивные «техники».

– Моргни дважды, чтобы сказать «да», и один раз, чтобы сказать «нет», – сотни раз повторяла Марго, обращаясь к Оливеру, словно к связанному партизану с кляпом во рту. Она касалась своими пальцами-антеннами области возле его глаз и не отрываясь смотрела на индикаторы датчиков ЭЭГ, которые предварительно крепила к голове Оливера. Разумеется, его глаза продолжали просто бессмысленно подрагивать, как неправильно вкрученные лампочки. Проходили дни, Марго повторяла ту же процедуру на челюстном суставе, на спинке языка, на горле, на каждой брови. С помощью своих электронных устройств она демонстрировала Оливеру разные цвета и картинки, проигрывала звуки. И часто останавливалась, чтобы перепроверить программу обработки ЭЭГ.

– Я знаю, выглядит не очень убедительно, – сказала Марго Чарли и его матери спустя несколько дней. – Но в этом безумии есть своя логика. Существует строгая система: как и где проверять. И возможно, самое главное для меня сейчас – просто остаться с ним наедине. Неловко это говорить, но необходимость работать на публику немного отвлекает.

Намек понят. Иногда Марго удавалось выкроить для четвертой койки лишь полдня; иногда она вообще не могла прийти. Но Чарли и его мать знали, что даже несколько часов этого волонтерского труда означают, что другие неврологические больные Западного Техаса остаются без голоса; поэтому Чарли и Ева боялись по неосторожности сделать что-нибудь, что отобьет у Марго охоту, напомнит ей о других ее обязанностях.

Но все же Чарли не мог удержаться. Каждый день поздним утром, когда они приезжали к Оливеру, Чарли спрашивал Марго, есть ли новости, словно думал, будто Марго не ищет какой-нибудь знак, а медленно прокладывает кабель связи между Оливером и миром. Расспросы младшего Лавинга явно раздражали Марго; жизнерадостная женщина, еще недавно рассуждавшая о чудесах, все чаще отвечала тяжелыми вздохами. Однако Чарли подозревал, что Ма досаждала Марго даже больше – тем, что вечно избегала ее взгляда, страшась прочитать в ее глазах нежелательный ответ.

– Поверь мне, – говорила сейчас Марго. – Когда у меня будет что вам сообщить, я сделаю это немедленно.

– Хорошо, – сказал Чарли, потирая руку, словно предлагая ее Марго для нового пожатия. – Если уж совсем по-честному, у меня к вам еще вопрос есть.

– Вот как?

– Да. Я, кажется, никогда еще не спрашивал: обычные сроки, они какие? В смысле существуют ли временные рамки? Сколько обычно требуется времени на такого пациента, как Оливер? Если вообще там есть что искать.

– К сожалению, здесь нет ничего «обычного». Каждый случай индивидуален. Требуется терпение. Иногда много терпения. Пока что мы даже не знаем, насколько Оливер способен нас понять. Очень важно всем нам это хорошо осознавать. Когда проведут следующее обследование, мы получим очень ценную информацию.

Чарли услышал какое-то сдавленное скрипение. И не сразу понял, что этот звук вырвался из его собственной носоглотки. Черты округлого лица сидящей перед ним женщины импрессионистически смягчились.

– Ой, – сказал Чарли, хлопая по своим слезам. – Боже, извините.

Однако же это, судя по всему, оказалось тайным паролем, открывающим крепость сердца. Марго вновь взяла его руку в свою, затем обхватила его плечи и спину. Чарли тонул, захлебываясь в надушенной ложбинке солидной груди.

– Нет, – сказала она. – Не надо просить прощения. Не извиняйся, милый мальчик. Это ты меня извини, если была немного резка с тобой, но ведь мы – одна команда, правда же? Все мы мечтаем об одном.

Чарли выкарабкался из ее декольте, приник к ее плечу. Он представил себе пустой дом, куда, должно быть, Марго возвращается каждый день после работы, храбрость, а может, детски-простодушную веру, которая поддерживала в ней христианскую бодрость в этих унылых комнатах.

– Я вот что поняла, – сказала Марго. – Надо сохранять веру. Так велит нам Господь.

– Господь? – переспросил Чарли. – Боюсь, мы с этим большим чуваком сейчас не разговариваем.

Марго улыбнулась, почти ностальгически, словно безверие Чарли было ступенью развития, которую необходимо преодолеть и которую сама Марго давно переросла.

– Он – это единственное, что есть у каждого из нас. Думаю, со временем ты это поймешь.

Чарли пожал плечами.

Безусловно, в чудесном воскрешении «сузуки» чувствовалась рука божества, но больше пятидесяти мотоцикл не разгонялся; а этого было вовсе не достаточно – как понял Чарли в свои первые печальные недели в Биг-Бенде, – чтобы оставить позади тревоги, которые гнались за ним через полконтинента.

Со дня его возвращения домой Джимми Джордано звонил шестнадцать раз, а Чарли ответил на его звонки ноль раз. Зачем вообще, недоумевал Чарли, он держит телефон включенным, если теперь ему звонит только арендодатель? Даже Терренс махнул на Чарли рукой; его прерывистый поток сообщений («Ты где?», «Все в порядке?», «Что с тобой происходит?», «Я волнуюсь») завершился так же, как и все дружбы и романы Чарли: его собственным нерешительным бездействием, которое превратилось в отсутствие ответа. За последние недели Чарли захотелось ответить только на один звонок, но прежде чем он успел поднести к уху мобильный, Ребекка Стерлинг оборвала вызов. Почему же после стольких месяцев упрямого молчания она вдруг решила позвонить? На следующее утро в «Звезде пустыни» Чарли долго лежал на матрасе с выступающими пружинами, глядя на кнопку вызова под номером Ребекки. Он остановил выбор на коротком бодром сообщении, о котором пожалел сразу же, как нажал «Отправить».

«Ты звонила?» Чарли долго смотрел на окно эсэмэс-переписки, стараясь силой телепатии заставить Ребекку ответить. Примерно через десять минут на экране наконец появился пульсирующий овал, означавший, что Ребекка печатает ответ. Всего три таинственные точки, но их оказалось достаточно – во всяком случае, так представлялось Чарли, – чтобы передать ему через пространство всю полноту картины. Ребекка снова в шелковом халате, темную спальню освещает лишь мерцание телефона. Эдвина похрапывает на своей подушке. Ребекка думает, опять думает. Но в конце концов оказалось, что максимум, что она может предложить Чарли, – это овал с тремя точками. Кончики его пальцев побелели, пока он яростно перенаправлял Ребекке некоторые из новостных статей, которые Гугл присылал ему на телефон, – чрезвычайно небрежных, слишком оптимистичных рассказов о результатах фМРТ. Как и ожидалось: в последующие дни Ребекка ничего не ответила.