Эдуард Овечкин - Акулы из стали. Ноябрь

Нет, она определенно милая, но решительно непонятно, как можно все время говорить и, главное, как можно все время это слушать. Хотя тут тоже не следует спешить с выводами, рассуждал Толик, может она и правда рада, что мы с ней познакомились, и просто показывает это.

Выйдя на улицу, Толик пожалел, что забыл перчатки – мороз пощипывал запястья, а ветер поднимался уже от земли и из поземки превращался в метель. Ну ничего, до Кати и до библиотеки недалеко (а, впрочем, здесь все недалеко) – добегу и так, а возвращаться плохая же примета, если опять не получится, то сам же буду и виноват. Будто, когда что-то не получается, важнее не то, что не получилось, а то, кто в этом виноват.

Кати дома опять не было: за дверью тишина, звонок не работает, на стук отвечает только эхо, но зато библиотека была открыта!

– Здравствуйте! А можно ли к вам записаться?

– Да, конечно. Есть документы с собой?

– А как же, вот они, пожалуйста!

Толик улыбался и всячески старался показать свою дружелюбность, разве что не подмигивал и не лез обниматься, но пожилая библиотекарь выглядела усталой и вялой, с красноватыми глазами, опухшим лицом, двигалась медленно и на Толика внимания вроде как и не обращала совсем.

Не все обязаны любить свою работу до умопомрачения, оправдал ее мысленно Толик. Опять же, даже если и да, то человек может, в конце концов, просто заболеть или чувствовать себя плохо. Имеет на это полное право, будь он хоть министром обороны, хоть библиотекарем в городе Заозерске. И, пока она заполняла библиотечную карточку на Толика, Толик рассматривал библиотеку и примерялся к стеллажам с книгами.

Библиотека располагалась в трехкомнатной квартире со слегка переделанной планировкой. На входе вешалка, и чуть вперед стол с каталогами и длинными ящичками читательских карточек. Стол обыкновенный, с конторкой, какой и ожидаешь увидеть в библиотеке. На столе, спиной к Толику, стояла фотография. Наверное, ее семья, подумал Толик про библиотекаря. Сама библиотекарь, полноватая женщина средних лет (хоть понятие это довольно растяжимо, к ней как определение возраста подходило вполне), одета была в серую вязаную кофту, застегнутую под горло, синие джинсы, и на плечах ее, полных и покатых, лежала черная шаль с красно-зеленым узором. Толик незаметно рассмотрел ее лицо: рыхлое, с припухшими веками и губами без помады, выглядело оно вполне обычным, может быть только излишне равнодушным.

– Что-то конкретное ищете? – Она закончила заполнять карточку, вернула удостоверение и наконец посмотрела на него.

– Нет, ничего конкретного. Почитать что-нибудь. Может быть, кого-то из классиков и что есть из свежего.

– Не больше трех книг в одни руки. Там стоят классики, а современное у меня за спиной и налево, нужна будет помощь – обращайтесь.

Ну наконец-то. Толик так давно не выбирал книг, что даже немного разволновался. Прошел к стеллажам с классиками, погладил корешки и по очереди взял в руки несколько книг. Ну и как тут можно выбрать только три, если они тут все стоят рядком и смотрят на тебя сурово? Ну не последний же раз я здесь, оправдался Толик перед классиками, взял томик с рассказами Чехова, потому что его все время же читаешь как в первый раз, и, кивнув на прощание остальным корешкам, перешел в раздел с современной литературой.

Стеллаж современной литературы стоял у окна и пестрел незнакомыми аляповатыми названиями, кричащими фамилиями авторов и кислотными цветами обложек. С большинства обложек смотрели герои американских боевиков, одетые кто во что – от лат до формы десантника, и полуголые красавицы. Ну как красавицы – по задумке они точно должны были быть красавицами. Даже как-то неудобно, засомневался Толик, это же надо в руки взять и той строгой тетеньке отнести, чтоб она в карточку записала, и вот что оно обо мне подумает? А, блин, не обязательно, есть же Стивен Кинг еще, наверняка же что-то новенькое уже вышло.

В окно с улицы скреблась метель, а внутри было так тепло и так хорошо пахло книжной пылью, что Толик решил побродить еще и посмотреть, что тут у них есть вообще из литературы. Например, есть ли технический отдел? Он ему был без надобности, но вот просто интересно – есть или нет?

Есть – прямо за спиной у библиотекаря и даже подшивки каких-то журналов, чего Толик совсем не ожидал увидеть. Листая одну из них, Толик ненароком бросил взгляд на стол, через плечо библиотекаря и вернулся к журналам, но тут же тряхнул головой и посмотрел обратно – на столе стояла фотография Кати.

На берегу какого-то, но явно не этого, моря Катя стояла в пене убегающей волны, смеялась и придерживала руками подол белого платья, который развевался ветром, и Толик обратил бы внимание на то, как красиво она смеется и какие у нее красивые коленки и грудь, да мало ли на что еще он обратил бы внимание, если бы не черная полоска наискосок по фото, наклеенная на правый нижний уголок рамки.

В горле пересохло и Толик прокашлялся, чтобы спросить:

– Простите?

– Да? – обернулась к нему библиотекарь.

– А вот фотография у вас на столе, извините…

– Это Катя, библиотекарь наш, – женщина вздохнула, – я тут временно сижу, пока нового не найдут…

– А… с ней что?

– Похоронили вчера. Так нелепо, попала под машину, шла кого-то встречать вечером, меня попросила подменить ее и… Боже, как это нелепо все. Вы ее знали?

– Нет, в общем… ну как сказать, встречались однажды и… собирались познакомиться, но все никак не выходило, то служба, то… все остальное…

– Она одинока была последнее время, все ждала чего-то, искала. Грустила. Боже, как это нелепо все.

Женщина достала платок и промокнула глаза.

– Погодите, молодой человек, куда вы? А книги?

Толик вышел на крыльцо библиотеки, шагнул на тропинку и остановился. Куда было идти и что делать вот прямо сейчас, он решить не мог, а отсюда так красиво было смотреть, как рушатся все его планы, как завораживающе горят надежды и как проваливаются куда-то в тартарары мечты. Вот они с Катей занимаются сексом в отчищенной ванной – прочь; вот она встречает его со службы в халатике и смеется, когда он щекочет ее холодными руками, – красивый синий огонь; вот они отдыхают вместе на теплом Черном море и едут на катере в Голландию, погулять, там же так красиво гулять, – едут, едут, да уже никогда и не приедут. А еще был детский смех, ворчание мамы, запах домашних котлет, затекшее плечо, на котором Катя лежала и они вместе смотрели фильм по видику, поиски дежурного по кораблю и он: нет, ребята, у меня сегодня планы, простите, но теперь не как всегда, – да чего там только не было, как оказалось теперь, в этой голове.

Библиотекарь, уходя с работы, о чем-то его спросила, он что-то ей ответил или нет, но она лишь постояла возле него миг, пожала плечами и ушла. Проходил мимо какой-то знакомый, и Толик даже кивнул ему в ответ, и жизнь вокруг текла и медленно замирала, укладываясь на ночь, а Толик все стоял и не мог решиться сделать хоть один шаг потому, что шагать ему было некуда.