Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

Честно говоря, я не очень-то понял, о чем шла речь, да и вся эта история меня не заинтересовала.

В следующее воскресенье я со своими поросятами опять пришел в дубраву. Было раннее утро, ведь я должен был еще успеть в церковь. Приближалась зима, только-только начинало светать. Я спокойно шел по тропинке в сопровождении своих поросят. Вокруг царили тишина и спокойствие, не было ни души.

Я решил немного передохнуть, сел и приказал своим свинкам усесться рядом. Они послушно выполнили мой приказ. Я правду говорю, они были на редкость покладисты.

Вскоре я заметил, что по склону холма к нам спускаются три собаки. Собак я не боялся. Но эти были какими-то необычными, уж очень одинаковыми… Волков я прежде никогда не видел, но догадался, что это они и есть. У нас они не водились, видно, их вспугнули бои, и они пришли откуда-то из Сербии.

Тут мне стало страшно. Скорее всего, я припустился бы домой со всех ног, но не мог же я бросить своих поросят. Нужно было думать о том, как спасти животных.

Я поспешно взобрался вместе с ними на вершину небольшого холма и приказал свиньям лечь. Затем размотал кнут, прикрепил к его кончику пуговицу, стал собирать камни.

Холм превратился в крепость, я готовился к обороне.

Волки приближались медленно, как-то равнодушно, словно им некуда было торопиться. Они стали описывать круги вокруг холма на довольно значительном расстоянии от нас Я принялся бросать в них камни, но они отпрыгивали в сторону, уворачиваясь от них, и я не попал ни разу. Мне еще приходилось следить за своими поросятами, в них, видно, заговорил инстинкт. Они все время порывались бежать, почувствовав волков. А зверюги, видно, только этого и ждали.

Но вскоре волкам надоело попусту кружить, и они медленно стали подниматься по склону. Тогда я бросился в атаку. Ударил кнутом по боку ближайшего зверя и услышал, как тот глухо взвизгнул. Волк отбежал и встал «в строй» последним. Я же в это время стремглав кинулся обратно на вершину, внимательно следя за тем, не преследуют ли меня остальные звери.

Я был страшно горд своим первым успехом и сделал еще две-три вылазки, но результата не добился. Мне удавалось достать то одного, то другого волка кнутом или камнем, но звери уже не обращали на это никакого внимания. Единственный эффект, которого я добивался: они чуть-чуть отбегали в сторону. Но продолжали кружить.

Наконец, волки решились. Я заметил: кружат только двое. Где же третий? Внезапно я увидел, что он прячется на другом склоне. Морда его обращена к нам, он внимательно следил за мной и поросятами. Свинки мои занервничали. Я решил, что этот третий — самый опасный, что он сейчас нападет и погонит моих поросят в сторону двух других. Я устремился к нему и стал забрасывать его камнями. Пару раз мне удалось попасть, волк немного отступил, я постепенно приближался и, наконец, нанес удар кнутом. Свинцовая пуговица ударила его прямо по лбу. Волк упал, но тут же вскочил, отчаянно мотая головой.

И тут со стороны леса прозвучало два выстрела.

Нападать-то должен был не этот зверь, он отвлекал меня, а двое других. Они уже двинулись по направлению к моим поросятам. Пули настигли их на полпути. Один был убит наповал, а второй долго скулил в кустах, пока тоже не затих. Третий же, по-прежнему тряся головой, быстро затрусил прочь.

Из-за деревьев вышел человек. Он был одет в солдатскую шинель без ремня, но на голове не было ни фуражки, ни пилотки. В руке он сжимал короткую винтовку. Теперь-то я знаю, что такое ружье называют карабином.

Как видно, человек этот долго наблюдал за нашей битвой. Он боялся вмешиваться, чтобы не выдать себя выстрелами. А потом, когда дело стало принимать серьезный оборот, все-таки не выдержал. И убил двух волков. Он подбежал ко мне и сказал, что не ожидал от такого карапуза подобной смелости и что, мол, я — настоящий герой.

А было мне тогда всего-навсего семь лет.

В этот момент из-за поворота вылетел мотоцикл с коляской. Я не успел рассмотреть, кто там сидел: немцы или венгры, потому что один из солдат выскочил из коляски и сразу же открыл стрельбу. Он выстрелил два раза. Напрасно я в испуге закричал: «Осторожно, дяденька!» Я вдруг почувствовал, что мужчина обхватил меня за плечи, я отшатнулся, он еще несколько секунд стоял рядом, а потом вдруг повалился на землю. Молча он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Из леса прозвучало несколько выстрелов, солдаты перестали обращать на нас внимание. Их мотоцикл помчался к опушке, они стреляли, постепенно удаляясь от нас. Выстрелы звучали все тише и реже.

Тут меня стало колотить, как в лихорадке. Я упал и потерял сознание. Сквозь бред почувствовал, что прибежала мать с соседками. Мать поняла: что-то случилось. Перестрелка ее тоже страшно перепугала. Меня отнесли домой, туда же оттащили раненого. Карабин и волков где-то закопали. Поросята вернулись сами, испугавшись выстрелов.

Мать уложила меня в постель, одна из соседок напоила крепким маковым чаем. Я заснул глубоким сном, а наутро встал как ни в чем не бывало.

Раненого помыли, наложили ему повязку с лечебными травами. Раны у него были легкие, кости не задеты, одна пуля попала в мякоть бедра, другая — пробила плечо. Его кормили манной кашей и поили настоями трав. В чулане положили несколько мешков с соломой. На них раненый проспал два дня и две ночи, приходя в себя только, когда мать в очередной раз приходила его кормить.

Меня же вместе с сестренкой мать поставила на колени и заставила поклясться, что мы никому не расскажем о случившемся в дубняке.

Но вот сама мать… На третий день она призналась священнику в том, что совершила ужасный грех: прячет у себя дома беглеца-коммуниста. Священник отчитал ее, сказав, что коммунисты — безбожники и злодеи, что они — заклятые враги венгерского народа. И моя безумная мать из церкви пошла прямо к жандармам и все им выложила. Вскоре к нам заявились два жандарма и три вооруженных нилашиста, раненого выволокли из чулана, меня же отхлестали по щекам за то, что я попытался укусить одного из них.

Моего спасителя повесили через несколько часов на дворе сельской управы.

Вот теперь ты, приятель, знаешь, какая тяжесть у меня на душе. Много чего случилось за эти годы, житуха у меня была нелегкая, но эта история — самая мучительная.

А теперь что касается меня и матери… моей единственной, дорогой! Ужасна жизнь человека, который не может до конца безотчетно, по-детски любить свою мать, любить полным сердцем, всем без остатка. А ведь после того случая я уже не мог ее так любить. И по сей день между нами тот беглец.

Казалось, это случилось давно. Все должно забыться. Я попробовал стереть все это из памяти, но ничего не получилось. Не вышло.

Вот такое наследство досталось мне от волков и собственной матери. Довольно сложная история, а?