Шандор Ласло-Бенчик - В тугом узле

Атмосфера была крайне накалена, но внешне Мадараш оставался спокойным, делал вид, что не обращает внимания на наши атаки. Он по-прежнему хладнокровно отдавал указания, контролировал, подводил итоги, передавал, подсчитывал. Бесстрастно, сухо, лаконично. Не было разгонов и круцификсов, не было похлопывания по плечу, не было разговоров по душам. Если кто-то из нас допускал промах, Мадараш на первый раз делал устное внушение, на второй — подавал бумагу начальству. Он не проводил собрания, когда кто-нибудь нарушал дисциплину, выпивал или прогуливал. Опять-таки докладывал начальству. Во всех случаях жизни он поступал по правилам и инструкциям.

Я догадывался, что нынешнее положение гнетет его. Но он был упрям не меньше меня или Рагашича или, скажем, Яни Шейема. И постепенно наши отношения с Мадарашем превратились в разновидность непрекращающейся партизанской войны. Кто кого?

Странно, но мы не замечали, что наша бригада лишилась гораздо большего, чем дружба с Мадарашем. Разумеется, мы понимали: «золотого знака» нам не видать как своих ушей. Не сбудется казавшаяся совсем недавно реальной мечта бати о звании «Отличная бригада». Самым же главным было то, что мы все меньше интересовались друг другом, прежней дружбы и взаимовыручки не было и в помине.

Однажды Рагашич в сердцах даже воскликнул:

— Ну, товарищи, мы достигли!

— Чего?

— Самого низкого уровня. Во всех отношениях.

— Мы, что ли, виноваты?

— Увы, факт остается фактом.

— Факт фактом, а бригада наша все равно отличная!

— Бригада может быть трижды замечательной, если производит продукцию высшего качества. Если ей все по плечу. Прошу внимания, выступает силач Рагашич.

Неподалеку от нас лежала чугунная чушка.

— Знаете, сколько весит эта болванка?

— Так она взвешена. Триста восемьдесят пять килограммов.

— Надо ее поднять, господа.

— Пусть черт ее поднимает. Я лучше уж дождусь, когда кран прибудет.

— Тебе что, никогда вручную не приходилось такую болванку перетаскивать?

— Как раз приходилось. Потому-то я и говорю, лучше крана дождаться.

— Сейчас, дорогой коллега, речь о другом. Я хочу кое-что доказать.

— Да, слышал я эту сказочку про пук прутьев и тому подобное. Выкладывай суть и поживее.

— Суть в том, что за эту работенку я ставлю по две кружки пива на брата.

— Тогда другое дело, парень. Пошли, ребята, подналяжем. Куда эту чушку надо буксировать?

— Стой! Обожди, дорогой Яни! Прежде кое-что подсчитаем. Ты в силе?

— Спасибо. Да.

— Я серьезно спрашиваю. Скажи точно, какой вес ты можешь поднять, пронести несколько метров и сложить в указанном месте?

— Слушай, парень, у меня практика богатая. За центнер ручаюсь. Больше не потяну, у меня вечером рандеву.

— А ты?

— Я тоже за центнер отвечаю.

— Старина Лазар?

— Раньше у меня не надо было спрашивать, я просто брал, поднимал и тащил столько, сколько было нужно, сынок.

— И все-таки назови цифру. За сколько кило ты ручаешься?

— Думаю, восемьдесят и сегодня потяну, если потребуется.

— Потребуется, старик, потребуется. И не бойся, мы же не соревнуемся, а просто прикидываем.

— Восемьдесят и я подниму, — заявил папаша Таймел.

— Многовато будет, дедушка. Я же говорю, что это не чемпионат.

— Ну, ладно, пусть будет семьдесят. Доволен?

— Но без лишней натуги; Подумай, ведь надо не только поднять, но с грузом и идти придется.

— Тогда запиши шестьдесят пять. Знал бы, о чем речь идет, я с утра бы сальца поел.

— Итак, прикидка готова. Подведем итог. Клоун — сто, Богар — сто, старик Фако — восемьдесят, папаша Таймел — шестьдесят пять.

— Итого — триста сорок пять кило.

— Отлично, парень. А теперь забудем эту прикидку. Забудем о ней, как о белых слонах, о которых во время работы думать не полагается. А давайте возьмемся, ухватим эту чушку и оттащим ее вот туда.

Мужики поплевали на ладони, почесали в затылках, почертыхались, поискали, как бы лучше ухватиться… и вот болванка уже сдвинулась, поднялась сантиметров на шестьдесят над землей и без особых затруднений была доставлена на место.

Тяжелая чугунная болванка так оттягивала руки, что я почувствовал в своем организме скрип всех винтиков и шпунтиков. А когда мы поворачивались, у меня аж под веками защипало. И все же мне эта разминка пришлась по душе. А Рагашич подошел к нам с таким видом, будто он один тащил чушку:

— Ну, как, теперь доходит?

— Здесь нужны бицепсы, а не мозги! Что ты хочешь этим сказать?

— Какой у нас был подсчет, Богарчик?

— Триста сорок пять.

— А вес чушки?

— Триста восемьдесят пять.

— Сорок кэгэ разницы, верно? Итак, мы осилили на сорок килограммов больше. Доходит потихоньку? В этом и вся суть, трудяги!

— Значит, еще по два пива на четверых, дружище.

— В писании, дорогуши мои, а может быть, в библии… словом, где-то я читал, что хорошая команда, по-настоящему хорошая, сто́ит всегда гораздо больше, чем может стоить просто сумма ее членов. Речь идет не только о тяжестях, но о любом совместном деле. Вот что я хотел сказать.

— Думаешь, осчастливил всех этим?

— Теперь ты, по крайней мере, знаешь, чего лишился.

— Это, судари мои, уже не бригада… Так, трудовая единица.

— Миша, ты бы лучше объяснил нам причину!

— Причину? Чего-то, ребята, нашей гвардии не хватает, это точно. Человек уже не чувствует себя здесь так хорошо, как прежде.

Каждый сознавал, что наша команда действительно потускнела. А ведь нельзя было сказать, что о нас позабыли. Забот хватало, их, пожалуй, стало даже побольше прежнего. На нас дождем сыпались советы, указы и директивы по поводу жизни и работы бригады.

Когда Орши положили в роддом, я тоже ушел в декрет. Точнее говоря, взял причитающийся мне за этот год отпуск и остался дома и за папашу, и за мамашу-домохозяйку. Побегать пришлось порядком: то одно нужно, то — другое. И постирать, и приготовить, и убраться, и позаботиться о маленьком Тере. Словом, делать все, что требуется. Честно скажу, уже в конце первой недели такой житухи меня потянуло обратно на завод, хотя в бригаде продолжался кавардак и беспорядок. Пару раз вечерами Мики Франер заезжал за мной на «Волге» и вывозил поразмяться в город, чтобы я совсем не закис. Но это были вполне невинные прогулки: я брал с собой маленького Тера.

Франер же привез из роддома Орши с малышом Шандором. Он даже предложил свою кандидатуру в крестные отцы, но отнесся к этому как-то легкомысленно. Вел он себя как настоящий кавалер: часто наведывался к нам, привозил цветы Орши, сладости для Тера, погремушки и резиновых зайчиков для крохи Шандора. Мне же доставлял последние новости из сборочного, не они меня в то время мало трогали. Когда я вышел на работу, его визиты прекратились.