Лори Спилман - Счастливые сестры Тосканы [litres]

– Теперь все понятно: ты полюбила Джозефину, как родную дочь. Ты горевала и никому не хотела навредить.

У тети начинается приступ кашля. Я хлопаю ее по спине, и у меня появляется дурное предчувствие. Поппи умирает. Она нуждается в прощении. Я сперва не слишком серьезно к этому отнеслась, но сейчас понимаю, что ей необходимо это услышать. Пусть даже не от сестры.

– Я не виню тебя в том, что ты сделала с моей мамой, – тихо говорю я. – Не сержусь, что ты пыталась ее похитить.

– Похитить? – шепчет тетя. – Ну да, так они это назвали.

– Ты была не в себе. Неужели бабушка этого не понимала?

– Я верю, что в глубине души она меня поняла. Это Альберто настоял на том, чтобы я уехала. И Роза, естественно, приняла его сторону. Я поставила ее в ужасное положение: бедняжке пришлось выбирать между мужем и сестрой. Всю жизнь об этом жалею. Дня не проходит, чтобы я не сомневалась в правильности своего решения. И конечно, постоянно раскаиваюсь в том, что так безрассудно тогда себя повела.

– Тихо-тихо, – успокаиваю я Поппи, – все это осталось позади. Ты сама построила свою новую прекрасную жизнь и населила ее людьми, которые любят тебя. Ты должна гордиться собой.

Тетя умоляюще смотрит на меня:

– Когда снова увидишь Розу, скажи ей, что я сожалею. Скажи, что я люблю сестру и всегда по ней скучала.

У меня сердце кровью обливается. А потом вдруг приходит решение. Я смотрю на тетю в ярком свете луны, а в голове бьется мысль: вдруг у меня получится привезти бабушку в Италию, чтобы они могли встретиться, перед тем как попрощаться навсегда?

Говорят, время лечит. Но я, став свидетельницей одновременного выздоровления тети и ее любимого Рико, ответственно заявляю: лечит вовсе не время, а любовь.

В среду утром первым делом уговариваю Поппи показаться врачу. Мы с Люси все это время думали, что причина быстрого ухудшения ее состояния – опухоль головного мозга. И были очень удивлены, когда молодой терапевт диагностировал у нее респираторную инфекцию. Он внутривенно ввел ей коктейль из антибиотиков, стероидов и физраствора. Днем в четверг тете уже не терпится поскорее оказаться рядом с Рико.

Я арендую белый кабриолет – Поппи велела нам не скупиться, – и следующие полторы недели мы каждый день встаем на рассвете и едем в Салерно. И даже если утро холодное, она запрещает мне опускать верх.

– Вот для чего придуманы сиденья с подогревом, – говорит Поппи. – А теперь жми на газ. Господи, Эмилия, это «мазерати», а не минивэн!

Тетя сидит у кровати Рико, причесывает его, бреет, шепчет ему слова любви, а он постепенно возвращается к жизни. Мы каждый день наблюдаем улучшение его состояния. Он открывает глаза. Он улыбается. Пытается произнести пару слов. Начинает говорить короткими предложениями. Доктор называет это чудом. Поппи – судьбой. А я считаю, что это просто прекрасно.

Через неделю Рико уже может самостоятельно есть, и, когда мы приезжаем, он обычно сидит в кресле-каталке и пощипывает струны своей скрипки или возится со старым фотоаппаратом «лейкой». Лицо у него уже не такое бледное, и, глядя на Рико, я легко могу представить молодого скрипача из Германии, который очаровывал своей игрой толпы туристов… и мою тетю. Да, его подбородок сейчас не назовешь высеченным из мрамора, и мускулы наверняка уже не такие крепкие, но у него по-прежнему пронзительно-голубые глаза, густая шевелюра вьющихся волос и ослепительная улыбка, которую так обожала Поппи.

Мы с Люси, не сговариваясь, твердо решили, что, пока тетя жива, не уедем из Италии.

Чтобы дать Поппи и Рико побыть наедине, перемещаемся в комнату отдыха для посетителей. Кузина часами сидит за больничным компьютером, благо здесь Интернет бесплатный, и что-то выискивает, но от моих расспросов упорно уклоняется. К счастью для нас обеих, я предпочитаю по старинке писать ручкой. Только теперь слова выливаются на бумагу сплошным потоком, как будто все вокруг несет заряд любви, света и возрождения.

Возвращаясь в палату, мы часто застаем Рико и Поппи в больничной кровати. Они лежат, прижавшись друг другу, и Рико гладит возлюбленную по лысой голове. Порой они смеются, вспоминая какие-то давние истории. Но бывает, мы застаем их в слезах, думаю, они говорят об умершем ребенке или о времени, которое потеряли.

Однажды, в дождливый понедельник, Рико заявляет Поппи:

– Я хочу, чтобы мы обвенчались в нашем соборе. У меня готовы все документы.

Но она лишь машет на него рукой:

– Что за глупости, мы и так женаты!

Моя независимая тетя, младшая дочь семейства Фонтана, после всех этих лет не нуждается в подтверждении их с Рико любви.

Она целует его в щеку:

– Ты уже почти шестьдесят лет mein Ehemann. И всегда им будешь.

Рико улыбается:

– А ты всегда будешь моей женой.

Тетя хлопает себя по губам, словно бы спохватившись, и поворачивается к нам с Люси:

– О, дорогие мои, мы такие эгоисты! Может быть, для вас важно, чтобы мы с Рико поженились?

Поппи намекает на то, что, если мы все еще хотим, чтобы она сняла проклятие младших дочерей семейства Фонтана с помощью свидетельства о браке, она это сделает. Это будет железным доказательством, документальным подтверждением несостоятельности фамильной легенды. Лично мне даром не нужно такое доказательство. Но может быть, Люси оно нужно? И я позволяю кузине ответить за нас обеих.

– Если вы поженитесь, – медленно, как будто взвешивая каждое свое слово, говорит она, – только для того, чтобы доказать, что этого идиотского параноидального проклятия никогда не существовало, я буду первой, кто не явится на вашу свадьбу.

Третье ноября, суббота, теплый облачный день. Мы сидим за столом в больничном дворике и играем в новую карточную игру, которой научила нас Поппи.

– Ты жульничаешь, – упрекаю я Рико. – Неудивительно, что ты постоянно выигрываешь.

Рико хмыкает и качает головой, у него в уголках глаз появляются тонкие морщинки.

– Тебе просто не везет, mein Mädchen.

«Моя девочка». Тетя тоже так меня называет. Он убирает карты в коробку и тянется под стол за своим старым фотоаппаратом.

– Хватит уже фотографировать, – говорит Люси и, когда Рико щелкает затвором, показывает язык.

Потом она отнимает у него «лейку», машет нам с Поппи рукой и командует:

– Теперь вы втроем.

Тетя встает с одной стороны от меня, а Рико – с другой. Их руки соединяются у меня за спиной. Поппи целует меня в щеку. Я поворачиваюсь к Рико, его голубые глаза сияют от радости и любви.

– Скажите «formaggio»! [76] Сыр (ит.) . – командует кузина на смеси английского и итальянского.

Меня это смешит, и в этот момент она фотографирует.

Убрав «лейку», Люси передвигается на краешек стула.

– Знаете что? Я наконец решила, чем займусь в этой жизни. Готовы услышать? – Она стучит по столу, изображая барабанную дробь. – Я хочу стать мужским парикмахером, а потом еще и барбером. Разумеется, без подготовки в этом деле не обойтись, но ведь существует масса курсов!