Лори Спилман - Счастливые сестры Тосканы [litres]

– Все наши документы и твой паспорт у меня; все, что нам нужно, в этих чемоданах. Наш теплоход отходит из Неаполя через полтора месяца.

– Но, Роза, я не собираюсь никуда уезжать. Я должна ждать мужа…

Сестра подняла руку, чтобы я замолчала.

– У мамы с папой сразу полегчало на душе, Паолина. Их младшая дочь наконец-то взялась за ум. Они так волновались, что мне придется одной плыть через океан.

Разумеется, Роза страшно боялась, что ей придется плыть в Америку одной. Сестра понимала, что должна поторопиться с отъездом, она ведь носила ребенка Альберто. И не оставляла надежды уговорить меня отправиться в Штаты вместе. Когда Роза принимала решение, спорить с ней было бесполезно. Но на этот раз я вознамерилась доказать, что и меня тоже не переупрямить.

– Я убедила папу купить два билета, – продолжала сестра. – У нас в запасе еще целых шесть недель, Паолина… – Она повернулась ко мне и оглядела с головы до ног. – За это время ты успеешь родить, мы возьмем ребенка и втроем уедем отсюда в Америку, в страну свободы, и начнем там новую жизнь с Альберто и Игнацио.

Пять дней спустя, седьмого августа тысяча девятьсот шестьдесят первого года, с помощью синьоры Туминелли, повитухи, которую сестра нашла в соседней деревне, родилась моя доченька Иоганна Роза Краузе. У нее были густые темные волосы, темно-синие глаза, как у Рико, и такая же ямочка на левой щеке.

Говорят, с появлением ребенка женщина меняется. Когда она в первый раз берет свое дитя на руки, что-то в ней переворачивается и приоритеты становятся иными.

Помню, как я лежала на свежих простынях, а новорожденная малышка спала у меня на груди. Я с благоговением смотрела на это чудо, которое сотворили мы с Рико. Я разглядывала ее нежную кожу, длинные реснички, которые напоминали солнечные лучи на ее розовых щечках, и крошечные пальчики, похожие на спички с перламутровыми головками.

– Вот ты и дома, – шептала я. – Пусть доброта наполнит твое сердечко, расти великодушной и возьми все лучшее от меня и от своего отца. – Слезы застилали мне глаза. – Твоего папочки сейчас здесь нет, но он очень любит тебя. Он… Мы… мы оба хотим тебе счастья. У тебя будет чудесная жизнь, полная возможностей, ты станешь жить в достатке и радости. Обещаю тебе. И папа тоже обещает.

Восемь дней спустя Роза влетела в квартиру, размахивая газетой.

– Коммунисты построили стену! – кричала сестра. – Позавчера три прохода между Восточной и Западной Германией перекрыли, а сейчас они возводят стену из бетона в пять метров высотой. – Роза читала статью, положив руку на живот. – Поверху протянут колючую проволоку, везде понатыкают сторожевые вышки, а на них будут стоять солдаты с пулеметами. – Она бросила газету на стол и взяла мои руки в свои. – Проход в ФРГ закрыт, Паолина. Навсегда. Рико никогда не вернется.

Япромокаю салфеткой щеки Поппи. Боюсь, она слишком слаба для столь тягостных воспоминаний. Тетя откидывается назад и закрывает глаза:

– Я оплакивала потерю Рико и уже не могла радоваться рождению дочери. Берлинская стена стала последней каплей. Я упустила дочь, погрузилась во мрак отчаяния и не понимала, как быстро она угасает.

Так вот, значит, как все было. Коммунисты построили Берлинскую стену. Рико оказался в ловушке. Поппи страдала от глубокой депрессии и даже не понимала, что ее ребенок умирает. Я содрогнулась. Но все-таки что именно произошло с Иоганной? Роза поступила правильно, что привезла сестру в Америку. Однако Рико навсегда остался в Европе. Два любящих сердца разлучили жестокие родители и эта треклятая стена.

Я целую руку тети:

– Бедняжка, сколько же всего тебе пришлось пережить! Мне так жаль!

– И мне, – сдавленным голосом говорит Люси. – А что было потом?

– А потом подошел срок Розы. Признаться, мы обе удивились. Когда сестра приехала в Равелло, она не ожидала, что родит так скоро. Так или иначе, все прошло благополучно, и Роза решила назвать дочь Джозефиной, в честь бабушки по материнской линии.

У меня мурашки по всему телу. Одна сестра дает жизнь ребенку, а другая хоронит свою новорожденную дочь. Причем происходит это почти одновременно. И почему боги так жестоки? Неудивительно, что Поппи перенесла всю свою любовь на племянницу.

В салоне автомобиля из колонок звучит печальная баллада. У меня начинает щипать в носу. Люси сворачивает из свитера подушку и, прислонив ее к дверце, тихонько посапывает. Я обнимаю Поппи одной рукой, она вздыхает и даже как будто мурлычет. Сейчас она – ребенок, которого нужно убаюкать. Дыхание Поппи замедляется, тело расслабляется. У меня затекает рука, ее как будто иголками колют. Но я не двигаюсь. Вдыхаю сладкий запах тетиных духов, чувствую, как она ритмично дышит рядом, и надеюсь, что когда-нибудь в будущем смогу закрыть глаза и заново пережить этот момент.

– Мне следовало быть настойчивее. Я виновата в том, что мы с тобой так редко виделись, – шепотом говорит Поппи. – Прости меня, Эмилия.

Я глажу ее по легкому пуху на голове:

– Тебе не за что извиняться. Ты пыталась. Но бабушка не позволила мне… – Я умолкаю; я уже взрослая, и несправедливо винить во всем бабушку.

– В следующий раз, когда увидишь Розу, скажи ей, что мне очень жаль, что все так вышло. Передай моей сестре, что я люблю ее.

Дядя Дольфи был прав. Примирение подарит Поппи покой… И бабушке, возможно, тоже.

– Почему ты не хочешь сказать ей это сама? Мы можем позвонить Розе завтра.

Поппи трясет головой:

– Я звонила Дольфи перед отъездом из Штатов. Мы с ним очень мило побеседовали. Но Роза… она даже не станет со мной разговаривать.

Я от злости стискиваю зубы:

– Она упрямая, прямо как моя старшая сестричка.

– Это верно. Я много раз пыталась достучаться до Дарии.

Я удивленно смотрю на тетю:

– Правда? Она мне никогда не рассказывала. Тебе, наверное, было очень обидно?

– Ерунда. Мы с тобой вместе, и этого достаточно.

– Да. Все хорошо, просто замечательно, – шепчу я и целую Поппи в макушку. – И спасибо тебе.

– Я люблю тебя, Эмилия.

– И я тебя, бабушка.

Я оговорилась, но почему-то не тороплюсь исправить ошибку.

И тетя тоже меня не поправляет.

Ян высаживает нас около пекарни и вручает Поппи связку ключей от старой квартиры Рико.

– Она в вашем распоряжении, живите там, сколько захотите. А я сам пока переберусь к Елене.

Люси помогает Поппи переодеться в ночную сорочку и уходит спать на диван в гостиной. Я смачиваю платок и вытираю им мягкие щеки тети.

– Всегда мечтала еще хоть раз переночевать в этой комнате, – говорит она, глядя на стену над дверью. – Рико вырезал здесь наши инициалы. Их просто не видно, но они все еще там.

– Я знаю. Он очень тебя любил.