Карен Рассел - Приют святой Люсии для девочек, воспитанных волками [сборник litres]

– Так что там происходит во время «метели»? – поинтересовался Барсук.

Он незаметно просочился за мной во время перерыва и устроился на площадке для игры в тетербол. Раньше мы с ним никогда не общались. Его отец несколько раз подвозил меня из школы, но и тогда мы с Барсуком не разговаривали. Мы молча сидели в машине и напряженно ждали, когда загорится зеленый свет.

– Не знаю. – Я пожал плечами. – Это шоу для взрослых.

Барсук ударил кулаком по мячу, и он закрутился вокруг столба.

– Что значит не знаю? Ведь твой отец работает в этой лавочке!

Он сгреб меня за плечи и несколько раз тряханул. Издали могло показаться, будто мы танцуем.

– Не знаю, и все. Мой предок тоже вряд ли в курсе.

Изо рта у Барсука пахло яйцами, а курносый нос был в черных угрях.

Мой отец работал в Ледовом дворце механиком – чинил гигантские вентиляторы и машины для полировки льда. Иногда он брал меня с собой. Я угощал вишневым снегом орангутангов и делал вид, будто не замечаю, как отец флиртует со Снежной Королевой. (С ней заигрывали все папаши, а не только мой. Клевали на ее трико, телесные колготки и блестящие побрякушки.) Благодаря папаше мне кое-что перепадало бесплатно: я мог кататься на коньках и есть сладкий лед из пакетов. «Жидкий завтрак!» – с улыбкой говорил отец. Но «метель» была исключительно для взрослых. И даже если бы папаша раздобыл мне пропуск, я все равно туда бы не пошел. «Только для взрослых» означало, что там будет скучно или жутко. Я слышал кое-какие отзывы, и меня это нисколько не заинтересовало.

– Ладно, – кивнул Барсук. – Тогда обязательно сходим. В следующую среду. Принеси деньги.

– Эй, папочка! – позвал я.

Отец, забрызганный маслом, делал вид, будто спит.

– Как там «метель»?

Его куртка была усыпана снегом, а может, это была перхоть. Взъерошив отцу волосы, я вытащил из его кошелька двадцатку.

– Знаешь что? Сегодня у меня появился друг.

Мы вышли из автобуса на противоположной стороне улицы, где засыхала шеренга пальм. Напротив возвышалось уродливое здание с куполом – Ледовый дворец. Оно было похоже на ржавый космический корабль, окруженный грязью и «Бьюиками». Выцветшая синяя штукатурка запотела от холода, идущего изнутри. Глядя на столь неприглядный экстерьер, никогда не скажешь, что за ним находится две тысячи квадратных футов зимы.

Ледовый дворец

Каток

Снежные горки

Всемирно известное ледовое шоу обезьян!

Мы пересекли длинную парковку. На солнце плавились плохенькие машины. Черный асфальт. Горячий металл. Тайны запертых багажников. Страдающий от жажды сенбернар заскулил, когда мы проходили мимо, и стал высовывать язык в разбитое окно автомобиля. Какой садист притащил сенбернара в тропики? Я просунул в дыру два пальца и попытался погладить собаку.

– Не скули, бедняга, – прошептал я. Но моя ласка не возымела действия. – Тихо, тихо…

Рядом возник Барсук с металлической трубой в руке. Размахнувшись, он разбил заднее стекло машины.

– Иди на волю, собачка!

С Барсуком никогда не знаешь, чего ждать.

На парковке стоял «Дацун» барсуковского папаши. Передняя дверь была приоткрыта. Дрянная дешевая тачка. Когда они подвозили меня из школы, я всегда боялся сползти со скользкого винилового сиденья. В салоне пахло сигаретами и женским шампунем, а еще химической лимонной отдушкой. Затемненные окна, скошенная передняя решетка.

– Видел? Я так и знал, что он здесь, – вздохнул Барсук.

Я кивнул. Ясное дело. На острове ни для кого не секрет, что отец Барсука не вылезает из Ледового дворца. Мой предок говорит, что не следует его винить: здесь он отдыхает от барсуковской мамаши.

– Похоже, сегодня тут полно народа.

Летом Ледовый дворец пользовался особым успехом как единственный оазис прохлады на нашем острове. Снаружи мир плавился и изнемогал от зноя. Но внутри! Пот замерзал у вас на лице. Корнишон разносил шипучку с прикольными названиями типа «Иней» или «Красный пингвин». Мне здесь нравилось. Я нарезал на льду круги и мечтал о зиме.

Двери отъехали в стороны, и мы очутились в Заполярье.

– Пошли скорее, Рег. Нам еще надо найти, где спрятаться.

Двери закрылись, и солнце у нас за спиной исчезло.

Мы залезли под стойку и жевали там резинку, приклеивая ее к желтой вате, торчавшей из разорванной обивки, пока в зале не притушили свет. В этой части дворца, огороженной веревками для ремонта, было особенно холодно. Обветшавший бар был как-то по-домашнему уютен: треснувшие сиденья, окаменевший попкорн на столах, мигающие синие и фиолетовые лампочки. Приятный контраст с новыми помещениями и отталкивающим совершенством Снежной Королевы. Отсюда нам был виден весь каток: плюшевая будка диджея, шкафчики для обуви. Слева доносилось гиканье обезьян.

Их содержали в металлических клетках рядом со шкафчиками для обуви. Я любил этих существ, но лишь в той степени, в какой можно любить бессловесную прирученную тварь. А какой у них был мех! Оранжево-красный цвет морских звезд и голубиных лапок. В отличие от «метели», шоу обезьян предназначалось для зрителей любого возраста. Каждую среду в пять часов. Когда я был поменьше, мы с отцом ходили туда вместе. Зрелище было отличное.

– Эй, Регги, ты только посмотри на этого громилу!

Барсук ткнул пальцем в сторону Корнелия, который, заметив нас, стал трясти прутья клетки. Но делал он это неагрессивно, будто притворялся диким и злобным, чтобы произвести на нас впечатление. Ударив себя в грудь, он состроил гримасу. Серая морда под красной короной волос была хмурой, как у сверженного короля, поставленного на коньки, взятые напрокат. Здешние орангутанги никогда не пытались сбежать – они были пленниками с самого рождения, знавшими только эту искусственную зиму и танцы, которым их выучили за подачки. Но если их дразнили, они начинали метаться и царапаться и даже могли укусить за пальцы.

На другом конце дворца Леди Йети полировала лед на розовом «замбони». Она медленно ездила по кругу, держа на руле мохнатую руку. Словно стригла лужайку на какой-то далекой ледяной планете.

По-настоящему ее звали Реба. Она работала тут диджеем и генерировала снег. У нее были широкие шерстистые бедра и мешки под глазами. Я никогда не видел ее без костюма снежного человека. В нем она выглядела на редкость безобразно, словно двуногая горилла с белой шерстью. Мы любили ее. В отличие от многих работников дворца – Корнишона с его раздвоенной губой, Снежной Королевы, моего лысеющего папаши, – Леди Йети в своем безобразии была весьма эффектной. У нее постоянно была отрыжка. «Привет, Регги», – ревела она мне в ухо, тяжело дыша, вся в крошках от мексиканских чипсов. Она была большой и добродушной, рыхлое тело дышало теплотой. Детишки вечно висли на ней, прячась в складках ее мешковатого облачения. Шерсть потускнела от их сладкой слюны. Мы любили ее гораздо больше, чем Снежную Королеву.