Джоан Рамос - Ферма [litres]

Рой сидит, съежившись, в кресле и наблюдает за происходящим сквозь растопыренные пальцы.

– Крови совсем немного, – замечает Джимми, пренебрежительно глядя на Роя. – Это неотъемлемая часть боя.

Один из петухов пронзительно кричит, расправляя крылья – серовато-черные перья в резком свете верхних ламп неизъяснимо великолепны, – и хлопает ими в воздухе. На мгновение Ате кажется, что он взлетит и будет подниматься все выше и выше, пока не окажется вне досягаемости шума беснующейся толпы. Но птицу рывком возвращает на место хозяин, человек в бейсболке и безрукавке, потому что бой еще не начался.

– Амалия! – произносит женский голос, доносящийся издалека, с другого края долины.

Ата пытается открыть глаза, чтобы увидеть, кто такая эта Амалия, но веки такие тяжелые. Ее тело тоже тяжелое, как будто наполнено песком.

Поможет ли им Джимми?

– Ата, – говорит голос, и Ата чувствует, как что-то мягкое и влажное тычется ей в руку.

Мокрый собачий нос.

Но кто позволил Бланке забраться в кровать? Маме это не понравится! Она не любит, когда Бланка приходит в дом. Она сторожевая собака. Мама рассердится.

– Она все время звала его, – говорит другой голос, но его трудно расслышать из-за плача ребенка.

Эллен обычно не плачет так тихо. Значит, она проголодалась.

Ата устала. Ее ноги не двигаются. Но потихоньку надо начинать готовить еду. Кто-то шикает на Эллен. Кто-то ее успокаивает.

– Все в порядке. Все будет хорошо, – говорит голос.

Изабель? Изабель знает, как утешить. Вот почему она хорошая медсестра.

Белый петух был весь в крови, но не прекращал драться. Обе птицы парили, словно подвешенные на веревочках, их крылья были широко расправлены, перья на головах взъерошены, желтые глаза полны ненависти. Белый петух прыгнул быстро, как молния. На фоне черных перьев блеснуло что-то алое, и Рой начал кричать. Он не останавливался, только закрывал уши руками и кричал, кричал, кричал.

– Выведи его, он мешает! – приказал Джимми, хотя весь зал был наполнен ревом беснующейся толпы.

Ата торопливо вела Роя по проходу, толкаясь и получая тычки. Сын выронил из рук деньги, которые ему дал Джимми, и она ползала на коленях, чтобы их собрать. Казалось, что-то стучит у нее в голове. Ромуэло, завороженный боем, остался в зале с Джимми и, разинув рот, следил за происходящим. Рой, казалось, потерял дар речи. Даже снаружи, на солнце и в относительной тишине, мальчик, съежившись, продолжал плакать, причем совершенно беззвучно.

– Они всегда ненавидели друг друга или их этому научили? – спросил Рой позже, когда они вернулись домой и его брат уже спал рядом, сжимая в руке выигрыш.

Ате не удается вспомнить звук его голоса.

Интересно, яя занимается с ним музыкальной терапией? Зачем платить этой женщине, если она не делает того, что ей говорят?

Ата попросит о помощи миссис Картер. Они давно не виделись, но миссис Картер добрая. Ата, спрятав гордость, подойдет к ней на полусогнутых ногах, сложив ладони, и будет умолять о милости. Пожалуйста, найдите врача для моего сына.

– Прости меня. Прости меня, Ата.

На щеке Ата чувствует что-то теплое. Бланка опять на кровати, вероятно, нанесла блох. Ата пытается ее оттолкнуть, прежде чем мама заметит незваную гостью, но слишком слаба, чтобы поднять руку.

Мэй кладет свой планшет на диван среди груды вещей Амалии – дешевых, пластмассовых, сделанных в Китае игрушек, головоломок и кукол, которые сломаются через несколько недель и в конечном итоге проведут на свалке, не разлагаясь, следующие несколько тысячелетий, – и пытается игнорировать сосущее ощущение под ложечкой. Она подумывает позвонить Итану, просто чтобы услышать его успокаивающий голос, но вместо этого решает сделать несколько дыхательных упражнений. Ей нужно освежить голову. Она берет в руки планшет, открывает «Дзен в десяти уроках», ее любимое приложение для медитации, и выбирает «Сосредоточенность и ясность (десять минут)».

Мэй закрывает глаза, стараясь не обращать внимания на пот, скапливающийся под мышками. В квартире Джейн невыносимо жарко. Кондиционер есть только в спальне. Мэй делает вдох, потом второй. Она на полпути к своему третьему очищающему вдоху, когда ее планшет издает звуковой сигнал.

Пришло письмо от неизвестного Мэй отправителя. Строка темы гласит: «Вы найдете это интересным, госпожа Мэй!»

Обычно Мэй подобное удаляет. Ее последний ноутбук заразился компьютерным вирусом, когда она открыла письмо, замаскированное под присланное подругой сообщение о рождении дочери. Но что, если это сообщение от Джейн или от человека, убедившего ее сбежать?

Палец Мэй нависает над планшетом и наконец опускается. В самом письме нет ни строчки, но зато во вложении помещено видео. Она его открывает.

Сначала появляется лишь световое пятно, края колеблются, как вода. Потом небо, безжалостно голубое, и линия деревьев, почти кричащих своей зеленью. Скошенное поле, сельская изгородь за прудом.

Почему эта сцена, идиллическая по любому определению, вызывает скорее предчувствие беды, чем умиротворенность, Мэй не знает. Вероятно, это трюк камеры. Или, быть может, Мэй просто ощущает это, зная намерение человека, приславшего видео. Оно служит неявным предупреждением.

Покрытое травой поле превращается в крупный план бассейна. Солнце отражается от его поверхности, оно разбивается на мелкие брызги, словно осколки стекла. На ослепительном фоне вырисовываются силуэты. Руки подняты, напоминая что-то вроде приветствия солнцу. По мере движения камеры их очертания уступают место телам, плоть вспучивается выпуклостями животов, шаровидными грудями, приплюснутыми синей лайкрой. Жировые отложения подрагивают на темной приподнятой руке, блестящей от воды. Следуют прерывистые крупные планы. Лица хост, лишенные всякого выражения. Тела двигаются в унисон, как марионетки, – в чем, как знает Мэй, и заключается весь смысл. Потом, как и ожидала Мэй, камера мгновенно перескакивает на инструктора. Конечно, это Дженни, ведь из всех инструкторов по фитнесу у нее самая арийская, почти до смешного, внешность. Дженни сверхъестественно высокая, гибкая и, главное, светлокожая, даже когда ее поджаривает солнце, а ее волосы белые, невероятно тонкие. Солнечный свет делает из них паутинку. Ну в точности как у той студентки из их сестринства в колледже, которая заставляла Мэй чувствовать себя цветной.

Мэй признает, что следующий кадр прекрасен, хотя он действует как удар молотком по голове. Дженни стоит на приподнятой платформе, используемой инструкторами, чтобы девушки в бассейне могли хорошо их видеть и следить за движениями. Ее руки распростерты, она купается в золотом сиянии заходящего солнца и словно сама светится. Ее кожа настолько гладкая, что хочется протереть ее мягкой тканью, чтобы усилить блеск. Ниже ее беременные. Конечно же, это группа, где все женщины черные или цветные – они выглядят жалкими темными обломками кораблекрушения, качающимися на неподвижной воде.