Виктория Хислоп - Восход

Казалось, с того дня раны Афродити стали заживать быстрее. Через несколько недель она уже могла покинуть комнату и спуститься вниз, крепко держась за перила. А с помощью кирии Лоизу даже сумела выйти на залитую солнцем улицу.

Но стоило Афродити вдохнуть полной грудью городской воздух, как она поняла: надо уезжать. Отныне этот запах будет всегда ассоциироваться у нее с Кипром — запах пыли, крысиного помета, запустения, крови и горечи. Повсюду он будет преследовать ее.

— Это вам чудится! — успокаивала ее кирия Лоизу. — Все пройдет, вот увидите! Я, например, никакого зловония не чувствую.

— А я чувствую. И очень сильно, — сказала Афродити, и на ее глаза навернулись слезы. — Я не смогу с этим жить!

В тот же вечер она сообщила Саввасу, что хочет уехать к матери.

Афродити позвонила ей и услышала то, что и ожидала.

— Я знала, ты опомнишься, — удовлетворенно заявила Артемис. — Пошлю кого-нибудь встретить тебя в Хитроу.

Сборы предстояли недолгие, брать ей было нечего.

Услышав известие, ее добрая соседка настояла на походе по магазинам, чтобы купить новую одежду, даже если она и не очень подойдет для английского климата.

— Вы же не можете приехать в мамином платье, — сказала кирия Лоизу. — Ну а там придется купить что-нибудь потеплее.

Через несколько дней Афродити сидела в самолете в аэропорту Ларнаки.

Небо было безоблачным. Когда самолет набрал высоту, она увидела внизу свой остров. Бескрайние зеленые просторы, тихие пляжи, куда выходят черепахи, чтобы отложить яйца… Не верилось, что остров разделен на части и объят кровопролитной войной. Она увидела несколько разрушенных зданий, но апельсиновые рощи, горы и деревни казались не тронутыми войной. Маршрут самолета пролегал в стороне от Фамагусты, и ей не пришлось представлять пустые гулкие улицы и безжизненные дома.

Афродити опустила шторку иллюминатора. Она не хотела видеть, как исчезает из виду земля под ней. Апатия, которая овладела ею после последнего посещения «Восхода», покинула ее.

Способность чувствовать вернулась, а с ней вернулась и боль.

Особенно поражало Хусейна то, как непринужденно Маркос перемещался по городу. Он вел себя так, словно поймать его было невозможно. Казалось, Георгиу уверен: у каждого есть своя цена, за которую его можно купить.

Хусейн следил за Маркосом уже несколько недель. Это стало для него наваждением, но вступить в противоборство ему не хватало смелости.

Однажды ночью он шел за Маркосом по боковой улице, ведущей на основную дорогу. Минут через пятнадцать после того, как тот вышел из отеля, между ним и Маркосом появился одинокий турецкий солдат. Он был на расстоянии тридцати ярдов от Георгиу, и сердце у Хусейна тревожно забилось.

Солдат явно не видел Хусейна, хотя их разделяло примерно такое же расстояние. Похоже, турок давно выследил Маркоса и уже знал о «Восходе».

Несколько минут они шли друг за другом. Внезапно Маркос остановился и нагнулся. По всей видимости, у него развязался шнурок. Хусейн увидел, как солдат вскинул винтовку. Если турок трезв, Маркос станет легкой добычей.

С изумлением Хусейн почувствовал: ему было бы приятно, если бы Георгиу поразила турецкая пуля. А что, если того не убьют, возьмут в плен? Не разболтает ли Маркос тогда о «Восходе»? Этот человек способен на предательство.

Пока подобные мысли проносились у него в голове, Хусейн осматривался в поисках какого-нибудь оружия — металлических прутьев, осколков стекла, обломков разрушенных зданий. Кусок бетона! Он подхватил его на ходу и метнул в солдата. Если он и не попадет в цель, турок отвлечется, а его жертва насторожится.

Хусейн давно не играл в волейбол, но не потерял ни сноровки, ни силы. Точности ему было не занимать. Кусок бетона настиг цель.

Солдат ни о чем не подозревал. Удар пришелся в голову, и он рухнул как подкошенный.

Маркос услышал звук удара, обернулся и увидел солдата, неподвижно распростершегося на земле. Хусейн был на расстоянии нескольких ярдов от него.

Они переглянулись и бросились к безжизненному телу.

— Надо его спрятать, — распорядился Маркос.

Времени на вопросы или объяснения не было. Хусейн даже не успел осознать, что убил человека.

— Быстрее! Если найдут труп, станут искать убийцу, — торопил Маркос.

— Оттащим его подальше от «Восхода», — предложил Хусейн. — На соседней улице есть большой продуктовый магазин. Там в дальнем углу валяется куча пустых мешков и коробок.

Хусейн совершал регулярные набеги на этот магазин, когда они еще не перебрались в отель.

Маркос с Хусейном молча поволокли тело по улице. Оно было очень тяжелым, и они выбивались из сил.

«Вдруг это один из тех, кто напал на Афродити?» — гадал Хусейн. Маркос ни о чем подобном не думал.

Дверь магазина была открыта, и они затащили труп в темный дальний угол и набросали поверх пустые мешки. Обнаружить его смогут только по запаху, но к тому времени от него останутся одни кости.

Маркос взглянул на часы. Он опаздывал и знал, что человек, с которым назначена встреча, начнет проявлять нетерпение. Хусейн ему мешал.

— Зачем ты следил за мной? — спросил он беззаботно, когда они заканчивали свою работу.

Пока они тащили тело, Маркос обдумывал, как завоевать расположение Хусейна. Вполне вероятно, что он следил за ним впервые.

— Хотел посмотреть, зачем ты уходишь из отеля, запретив делать это всем другим, — смело ответил Хусейн.

Они тяжело дышали. Тело было спрятано, но они оставались в мрачной темноте магазина.

— Хотел продать кое-что, — доверительно сказал Маркос. Он наклонился и положил руку на плечо Хусейна, делая вид, что делится секретом и даже признает свою вину. — Знаю, что рискую.

Если бы Хусейн не видел выражения лица Маркоса Георгиу той ночью в хранилище, когда тот любовно гладил оружие и драгоценные камни, он мог бы ему поверить. Однако за последние недели он увидел другого Маркоса и знал, что между тем, кем тот был и кем казался, лежала пропасть.

Хусейн понимал: он единственный, кто знает это. Но он был молод и неопытен и осознавал, какую реакцию это может вызвать у Маркоса. Для него была важна правда.

— Я видел тебя раньше, — признался он. — Не только сегодня.

Маркос растерялся. Откровенность Хусейна обескуражила его. Принимая во внимание, как тщательно он скрывал каждый шаг и как осторожно действовал, Маркос был ошеломлен, что его раскрыли. Такое с ним случилось впервые, и он чувствовал, будто на него направили тысячи прожекторов.

Маркоса бросило в жар от негодования. Как кто-то посмел следить за ним? И что еще важнее, как этот парень, турок-киприот, мог его судить? Маркос редко испытывал гнев, но сейчас в темноте огромного магазина в заброшенной части города его рука непроизвольно скользнула в карман.