Александр Ступин - Чёртовы свечи

Дверь во всякую многоэтажку — это статус дома, его визитная карточка. Консьерж в подъезде — это для очень богатых людей и в нашей провинции большая редкость. Хотя я помню, что однажды побывал в доме с консьержкой. Это был один из первых домов, построенный в нашем городе после старосоветских времен для возрождающейся буржуазии, и в нём была консьержка: дама пенсионного возраста, крашеная блондинка, бывшая заведующая детским садиком. Детские сады в начале 1990-х годов массово закрывались, разруха в ельцинские времена мела пургой. Вот и осталась дама без места. Я не знаю, какой она была с детьми или с сотрудниками, но тогда, сидя на стуле за стеклом, она производила впечатление озлобленной на весь белый свет старухи. Мне было жаль её и миллионов таких же растерянных и потерявших цели в жизни. Это одно из тяжелейших испытаний того времени.

Итак, за подъездными дверями моего дома начинался коммунальный мир. Мы друг друга никогда не любили. Лестница с бетонными ступенями и светло-серым ограждением приняла меня, как всегда, неприветливо, предвзято усиливая звук от моих шагов и распространяя его с первого этажа до последнего. Хоть ботинки снимай. Наша взаимная неприязнь закончилась тем, что я запнулся и чуть было не упал.

Я почти поднялся до этажа, на котором жила бабушка Мила, и насторожился: что-то на площадке было не так. Дверной проём после известных событий сменил пролом, и к этому уже стали привыкать живущие в подъезде, а что происходит в этом самом проломе? Почему там свет? Я дошёл до площадки и осторожно заглянул внутрь дыры, которую пробили строители, экспериментируя с бетоном, и увидел там штук пять горящих свечей, а за ними в глубине иконки на белом рушничке. Над самой же дырой, как над входом в древнюю могилу, висело распятие. Я замер и с испугу перекрестился. Религия и испуг всегда рядом ходят.

Распятие, иконы и, главное, свечи — это намёк или случайность? Я осмотрел место повнимательнее. Распятие магазинное, такие можно найти в отделе или, как сейчас говорят, «бутике», где продают сувениры. Свечки из церкви, не самые дорогие, средние по цене, воткнуты в бетонные щели. Рушничок застиранный — чей-то домашний, три иконки, не разглядеть, кто на них изображён, скорее всего, куплены в церковной лавке.

Непонятно. Непонятна цель вот этого, не знаю, какое определение дать. Допустим, в доме или в соседних домах живут люди, которые достаточно религиозны, чтобы воспринять происшедшее как некий знак свыше. Поскольку здесь распятие, иконки, свечи, то бабушке Миле сочувствуют. На месте ведьминых шабашей иконок не ставят. Да, соседку нашу знали как человека доброго и верующего. Такое мнение она о себе сама создавала, и похоже, что люди в это поверили, да так крепко, что месту, где она жила, придали статус молитвенного, а сама она возведена в ранг «пострадавшей за веру». Это самое простое, что с ходу пришло в голову. А может, и самое правильное, ибо «не следует множить сущее без необходимости», как говаривал брат Вильям из Оккама [24] Вильям Окхэм (1285–1347) — английский философ, францисканский монах из Оккама, маленькой деревни на юге Англии. Считается одним из отцов современной эпистологии и величайшим логиком всех времён. ещё в веке так XIII. Или в XIV? А уж насколько оно верно применительно к нашей истории, я, возможно, узнаю позже, подробненько расспросив бабушек у подъезда: эти видят и знают всё.

Ночью нас разбудил вой пожарной сирены, топот ног в подъезде и неприятный запах дыма. Наш дом был панельным, какой-то там серии; серым родился, серым и остался; ставшие в одночасье модными вентилируемые фасады с крашенным пластиком-пенопластом нашу «серость» не закрывали. Всё было железобетонно малоприглядно, но гореть здесь было нечему, особенно под нами — там, после известных историй, вообще был сплошной бетон. Поэтому мы не беспокоились, что нам придётся выпрыгивать из окон, спасаясь от всепоглощающего пламени.

И всё же, услышав звуки сирены, всё наше семейство выскочило на балкон, не из-за страха, нет, — из простого любопытства.

Позёвывая и слегка поёживаясь от ночной прохлады, мы оглядели сверху наш двор. Под балконом стояли три пожарные машины, пожарные разматывали шланги, тянули их в подъезд, начальник отдавал команды. Всё было как на настоящем пожаре. Жильцы нашего и соседних домов так же, как и мы, наблюдали за происшествием с балконов, выглядывали из окон, делали селфи, снимали видео — в общем, вели себя непринуждённо и заинтересованно. Я вернулся в комнату и прошёл к окну на противоположной стороне. На противоположной стороне дома также стояла пожарная машина, и пожарные поливали водой стену под нами, из которой шли клубы чёрного дыма. Мы всё-таки горели.

— Спокойно и без паники! Быстро всем одеться, взять необходимые вещи и документы и — на балкон! Я захвачу верёвку и страховочный пояс и вернусь, — скомандовал я своим любимым. Я в эти минуты был смел и твёрд, как герой какого-то сериала.

— Неужели горим? — с издёвкой спросил старшекурсник сын Миша.

— Ура! Горим! — радостно закричала доченька и побежала одеваться.

— Всем взять необходимые документы!

— И деньги, — добавил Миша.

— У кого есть. Лично у меня только долги.

— Долги можно оставить. Пусть сгорят, — посоветовала Лиза.

— Долги не горят. Они у нашей семьи вечные. Как символ свободы, — продолжал иронизировать сын.

— Жаль. А у кого-то я читал, что огонь очищает.

— Обчищает.

— Хватит разговоров. Приготовиться к эвакуации… и спасайся, кто может!

— Будем прыгать с балкона? Что-то я не вижу, чтобы пожарные к нам лестницы подвели.

— Будем ждать команду. Они сообразят и подведут лестницы, а у нас всё готово.

— А может быть, нам потоп устроить? Откроем все краны на кухне, ванной, и пусть вода протекает сквозь пол вниз. Затопить, никого не затопим, там же бетон.

— Бетон. Как бы. А вдруг не бетон?

— Да, потом ещё ремонт заставят делать, — предположила Лиза.

— Ну да, бетон высушивать.

— Или отмывать, оштукатурить, обои на него клеить!

Всё-таки здорово, что в школах проводят иногда тренировки на случай пожара. Дети и жена быстро собрались, взяли всё необходимое: документы, компьютер, игрушки, — и вышли на балкон. Я нашёл в кладовке верёвку, оставшуюся от экспедиции, и страховочный пояс. Была ещё каска, но я её оставил.

Когда я буквально вылетел на балкон, моя семья с вещами стояла у перил и непонимающе смотрела вниз. Там никого не было. Исчезли пожарные с машинами, будто бы они и не приезжали вовсе. Двор был пуст, в нашем доме и в соседних домах окна были темны, стояла ночная тишина, лишь где-то лаяла собачонка.

— А где все? Где пожарные машины, люди на балконах, на улице, пресса? Где они все? — удивился я.