Уильям Сароян - Повести и рассказы

Сперва мы покатались на «Ралее», потом перешли на футбол. Каждый из нас по очереди то бил по мячу, то ловил его. Ноги у меня пока маловаты для нормального футбольного мяча, так что удары у меня большей частью получались не бог весть какие. Пробить я могу довольно далеко, только вот крученые удары у меня не выходят, а хороший удар должен быть именно таким. Зато ловить крученые мячи я наловчился здорово и брал их, кидаясь навстречу, и пропустил только шесть из целых двадцати, если не тридцати.

Когда мы возвращались к дому, отец сказал:

— Я хочу устроить сейчас небольшую прополку в своем огороде, а ты тем временем посиди на крылечке или же займись в комнате какой-нибудь книжкой.

— Посижу лучше здесь.

Я сел на ступеньку, а отец пошел к своим грядкам, присел на корточки и начал старательно вырывать проросшие между грядками сорняки.

— Имей в виду, — сказал он, — что, истребляя эти сорняки, я в то же время восхищаюсь ими.

— Ха-ха-ха!

— Чему ты смеешься?

— А тому, что ты всегда обо всем говоришь хорошее, даже о сорняках в своем огороде, а ведь каждому известно, что от них только вред.

— С сорняками вечно воюют, — сказал мой отец. — Наказания так и сыплются на них градом, но стоит хоть на миг от них отвернуться, и они снова тут как тут, такие же, как всегда, тихие-мирные, без тени самодовольства или гордыни и нисколько не озлобившиеся от того, что им пришлось претерпеть. Ну просто великолепная штука, достойная самого пристального внимания!

— Сорняки! Столько разговору из-за каких-то сорняков! Это же просто вонючки. Запах у них — ну, прямо отвратный.

— О нет, всего лишь необычный. Никакие они не вонючки. Они пахнут так, как им полагается. И пахнут совсем не дурно. Конечно, от сорняков запах не тот, что от овощей или же от цветов, но запах этот не менее приятен, чем любой другой.

— Ха-ха-ха!

— Ну вот и конец прополке, которая требовалась сегодня. Теперь пошли в комнату, послушаем пианолу, почитаем немного, а там — в постель.

К музыке у отца моего любовь особая, не помню дня, чтоб он не послушал свою пианолу.

В пятницу возвращаюсь я из школы на машине Эдвардо Джонфалы и вдруг вижу — возле дома моего отца стоит маленький красный форд. «Интересно, кто это приехал в гости к папе?» — думаю я.

Но, поднявшись на крыльцо и войдя в дом, не обнаруживаю там никого, кроме отца, который сидит за карточным столиком и трудится над своей поваренной книгой.

— Чей это красный форд? — спрашиваю.

— Наш.

— То есть как?

— Мы его купили.

— Откуда у нас взялись деньги?

— Ребята из ремонтной Шуфи с Малибу Роуд уступили нам его в кредит и без первого взноса.

— Сколько он стоит?

— Сто долларов.

— Сколько нужно платить в месяц?

— По девять долларов. За год выходит сто и еще восемь. Эти восемь пойдут как плата за услугу.

— Ты уверен, что на нем можно ездить?

— Похоже, что можно.

— А верх опускается?

— Я уже несколько раз поднимал и опускал его, пока ты был в школе.

— Сколько ему лет?

— Одиннадцать.

— На год старше меня. Давай сейчас же выйдем и устроим ему пробу.

— Ладно. Мне нужно как раз подкинуть кое-что на почту, так что давай туда и съездим.

— Зачем ты купил его, па?

— Нам с тобой необходима машина. Отныне я буду отвозить тебя в школу сам, но только не в ту, что в Пасифик Палисэйдс, а в другую, здешнюю.

— Выходит, что я пробуду здесь довольно долго?

— Ну, поскольку до сих пор ты ни словом не обмолвился о возвращении, я решил, что ты не прочь остаться.

— Конечно, не прочь.

— Вот и прекрасно. В понедельник я отвезу тебя в здешнюю школу. Оставил ты что-нибудь в своей школе в Пасифик Палисэйдс?

— Только врагов.

— Кто эти враги?

— Учителя, девчонки и всякое жулье.

— Отлично. Давай захватим эти письма и опустим их в ящик на почте.

Мы вышли на Малибу Роуд и разместились в нашем маленьком красном форде. Мотор заработал сразу, без проволочки, как только отец включил зажигание.

— Выгодное ты обделал дельце, па.

— Ребятам из мастерской машина досталась почти задаром, они без особого труда наладили мотор и решили, что этот форд необходим именно мне.

— Хорошие в мастерской у Шуфи ребята.

— Очень даже хорошие.

— Почему же мы не трогаемся с места, па?

— Надо подождать, пока мотор нагреется, тем более что он новый.

— Ну да, новый! Ему ж одиннадцать лет! Все равно что человеку — сто!

— И то верно. Как тебе нравится обивка?

— Из чего она?

— Из искусственной кожи.

— Еще бы, па! Замечательная обивка. Ну давай же, трогайся. Посмотрим, наконец, пойдет ли эта машина.

И тут мой отец дал ей свободу, и она пошла. Она шла великолепно. Мы с тарахтением, с выхлопами катили по Малибу Роуд, подскакивая и описывая отчаянные дуги, ну прямо как участники одной из тех автомобильных гонок, которые проводятся каждый год во Франции и в Италии и которые показывают иногда в кинохронике. Когда мы подъехали к авторемонтной Шуфи, все тамошние ребята высыпали за дверь помахать нам, и мы помахали им в ответ, а один из них выбежал на дорогу посмотреть, как мы поедем дальше. Когда мы выехали на трассу, я сказал отцу: «Смотри, па, не влипни за превышение скорости. И надо придумать, как добывать ежемесячно девять долларов».

— Я буду ездить медленно и осторожно, — сказал отец. — И первого декабря я уплачу первый взнос.

— Где ты возьмешь девять долларов?

— Ты же видишь, я посылаю кое-что в этих конвертах.

— А что в них?

— Рассказы и две рецензии. И еще я спрашиваю издателя, не выплатит ли он мне аванс за поваренную книгу.

— Ну раз так, значит ты получишь кое-какие денежки.

— Кто знает? Неизвестно.

Мы так скоро доехали до почты, что и не заметили вовсе ни дороги, ни времени. Отец вручил мне с полдюжины конвертов и сказал:

— Брось-ка их ты. На счастье.

Я бросил их в почтовый ящик, и мы повернули и покатили назад, домой, и по пути мы сделали изрядный крюк.

Мы выбрали дорогу, петляющую среди холмов, от взгорка к взгорку, дорогу, вымощенную заключенными этого же округа, и она привела нас к школе, в которую мне предстояло ходить с понедельника вместо той, куда я ходил до сих пор.

Отец мой нажал на тормоз, и наш маленький красный форд остановился. Мы выпрыгнули из машины и спустились по некрутому косогору вниз, на школьную спортплощадку. Школа эта носила имя Уэбстера.

— Кто такой Уэбстер?

— Местный судья, но мы с тобой полагаем, что школа эта названа так в честь другого Уэбстера, а именно — Ноя [4] Уэбстер Ной (1758—1843) — знаменитый американский лексикограф, составивший двухтомный «Американский словарь английского языка», а также создавший ряд трудов по английской грамматике. .