Яна Миа - Фанатки [litres]

Несколько мгновений ничего не происходило – Скай успела испугаться, что все они отвернулись от неё. Она бы не удивилась и уж точно не осудила бы подруг, но Никки внезапно согласилась.

Эмма

После этого сообщения Скайлар задалась вопросом, спал ли сегодня хоть кто-нибудь.

Мейси

Скай ещё раз посмотрела на дом, в котором провела самые счастливые месяцы своей жизни, молясь всем богам, чтобы однажды туда вернуться, и пошла к машине. Она боялась встретиться лицом к лицу с подругами, но в то же время ей просто необходимо было увидеть их, почувствовать хоть каплю поддержки и поверить, что она не осталась совсем одна с теми горами пепла, в которые превратилась её жизнь.

Никки ждала её на крыльце – бодрая и взволнованная. Это был её день – тот самый, ради которого они все старались, которого Николь ждала так долго, поэтому они просто не имели права испортить его. Скай поймала себя на мысли, что почему-то ещё может думать о других, возможно, даже больше, чем когда бы то ни было.

– Ну? – только и спросила Никки, но им обеим было понятно, о чём шла речь. Скайлар отрицательно помотала головой, пряча взгляд. – Я не буду читать тебе нотации – кто я такая? Но вчера я была готова собственноручно тебя придушить.

– Спасибо за поддержку, – глухо отозвалась Скай без тени упрёка – она заслужила это.

– Но я правда надеюсь, что всё наладится. – Никки не стала язвить или говорить что-то ещё. Она просто обняла подругу, позволяя ей выплакаться. Они все совершают ошибки, порой – ужасные и непоправимые. Но самое важное, что вообще можно сделать для другого человека, – это просто быть рядом, даже если его ошибки кажутся чудовищными. – Пойдём в дом. Только тихо – папе нездоровилось, поэтому они с мамой уснули очень поздно.

Они собирались в полной тишине. Скай не знала, что говорить, а всё то, что могла сказать Никки, только усугубило бы и без того плачевное состояние Винтеро. По правде говоря, она никогда не видела Скайлар такой: угнетённой, разбитой, отчаявшейся. Она всегда была самой сильной, выносливой и пробивной, без лишних эмоций могла вынести любые нападки. А тут за её кухонным столом сидело жалкое подобие Скайлар, пытающееся найти смысл жизни в чашке кофе.

– Слушай, может, кому-то из нас сесть за руль? Ты спала хоть немного?

– Не спала, – честно ответила Скай. – Но я поведу сама. Если буду чувствовать, что засыпаю, поменяемся.

– Смотри мне. Не хочу вместо концерта оказаться в больнице.

– Не окажешься, – тихо ответила Скай, и Никки очень хотелось вылить ей этот кофе на голову – настолько неестественной и неживой она была. – Ты слишком много отдала, чтобы попасть на этот концерт. Ничего не должно пойти не так, ясно?

– Тогда поехали. Очередь к залу с ночи выстроилась. Не хочу топтаться в конце.

Скай ничего не сказала – ни язвительной шутки, ни колкости, ни просто слов поддержки. Она встала из-за стола и машинально двинулась к выходу. Никки только и оставалось, что пойти следом, проклиная судьбу за то, что вчера всё сложилось настолько плохо.

Эмма появилась в машине вторым привидением, и Николь взвыла. Младшая Купер выглядела едва ли лучше Скай – заплаканное лицо, огромные мешки под глазами и никакого интереса к происходящему.

– Джо?

– Понятия не имею, где она, – безразлично откликнулась Эмма. – Но точно не дома.

– Тогда поехали за Мейс.

Их поездка напоминала похоронную процессию: когда у всех скорбные лица, в голове – пустота вперемешку с самыми тёмными мыслями, а тишина угнетает настолько, что хочется последовать за покойником. Они ждали Мейси на углу, даже не глядя друг на друга, и Никки взрывалась от нетерпения: ей хотелось поскорее добраться до Сан-Франциско и получить хоть немного счастья, иначе она сама превратится во всхлипывающего зомби. Маргарет двигалась перебежками, оглядываясь и таща за спиной огромный рюкзак. Она знаками попросила Скай открыть багажник, а когда, наконец, села в машину, то дополнила своим видом клуб заплаканных зомби.

– Не спрашивайте, – тихо произнесла она, закрывая глаза.

– Просто девиз сегодняшнего дня, – пробормотала Никки.

– Ни слова больше, – резко осадила её Скай и тронулась с места. Никки оставалось только считать часы до концерта – там-то уж она сможет выдохнуть комок боли, что сдавливал её грудь. Вот бы ещё и остальные смогли сделать то же – но что-то подсказывало, что здесь никакие концерты, никакая, даже самая лучшая музыка – увы – помочь не смогут.

Утро настигло Джордан в дороге – она уже несколько часов просто ездила по округе, нарушая правила и слушая музыку на такой громкости, что было слышно за милю. Она не стала смотреть за тем, как Лео и Эва наслаждаются друг другом. Не стала врываться на базу со скандалом или ждать Честена на парковке, чтобы плюнуть ему в лицо. Она сбежала оттуда, словно это могло помочь сбежать от мыслей, вопросов и боли, которые испепеляли её. Джо казалось, что она сходит с ума. Что всё это – дурной сон, розыгрыш, да что угодно, только не правда. Но глубоко внутри она осознавала, что единственное, что было ложью, – это её жизнь. И с этим смириться не выходило никак.

Её магнитом тянуло обратно на базу – как преступника на место преступления, как мазохиста за новой дозой боли. Поэтому, покружив ещё примерно час и заехав на заправку, она вернулась в Стоквуд. Ключ на шее обжигал кожу, словно раскалился от её собственного гнева – Джо вышла из машины, срывая цепочку дрожащими одеревеневшими пальцами. Замок поддался только с пятого раза – она почти ничего не видела, пытаясь его открыть. Но едва она шагнула внутрь, как резкость взгляда вернулась, выхватывая мелкие детали: смятое покрывало на диване, пустые стойки гитар и плакаты на стенах, урчание холодильника. Джордан задохнулась от нахлынувших воспоминаний, которые вырвались наружу потоком слёз. Она нашла початую бутылку текилы – помнила, как сама прятала её от ребят пару недель назад, и, морщась, принялась пить. Джо бродила по базе, касалась знакомых вещей, с которыми у неё было связано столько прекрасных, но лживых воспоминаний: огоньки на окнах, которые горели в ту первую ночь, фото, которые сделала Скай, и Дом развесил их, подписав каждую какой-нибудь строчкой из их песен. А вот на этой гитаре часто играл Лео, когда они пытались сочинять новые треки – Джо в шутку называла её тренировочной. На этом пуфе она как-то уснула в объятиях Честена, а здесь они украдкой целовались, пока парни вышли покурить в перерыве репетиции. И вот здесь… А на этом диване… Каждый дюйм этой базы был пропитан её любовью – ненужной, глупой, той, над которой Лео и Эва так весело смеялись этой ночью. Джо хотела бы ненавидеть их, но в ней не осталось места для чувств – любых чувств. Ей казалось, что её самой не осталось. Она упала ничком на кресло-мешок – на котором они с Лео тоже однажды занимались любовью, и зарыдала в голос, позорно жалея себя. Но какая разница, если в мире больше не существовало любви – по крайней мере, в понимании Джо. Она судорожно допила остатки текилы, проливая половину на футболку человека, который предал её во всех смыслах этого слова, и провалилась в кошмарный вымученный сон.