Анатолий Салуцкий - Немой набат. Книга вторая

Остановился, снова подумал и в упор посмотрел на Владимира Васильевича.

— Но он видит только то, что происходит в непосредственной близости от меня. А мне сейчас нужно, чтобы кто-то, как бы со стороны, наблюдал за широким кругом моих общений, чтобы видел обстановку в целом, улавливал опасность, как принято говорить, на дальних подступах и заранее. Мне кажется, вы, учитывая ваш опыт и даже внешность, — не стероидный качок, от которого, словно чесноком, за версту разит охранными функциями, — можете с этой задачей справиться.

В большой комнате — не кабинет, не гостиная, скорее домашняя переговорная — настала тишина. Ее нарушил Корсунский:

— Иван Максимыч, как вы видите такой вариант на практике?

— Насколько я понимаю, мы с Владимиром Васильевичем теперь всегда на связи. И, зная расписание своих встреч, я буду уведомлять о тех, кои, с моей точки зрения, интересны — в том смысле, о каком я сказал. Кубик с охранником — само собой, а Владимир Васильевич — по особому плану. Составьте допсоглашение на еще одну машину — для обеспечения маневренности. Хочу повторить: мне нужен глаз, который присматривался бы к тому, что происходит вокруг меня. Со стороны можно углядеть и другое: не «пасет» ли меня кто. Среди конкурентов реальные пацаны появились. Хотя... — засмеялся. — Можно ведь и по-другому взглянуть, Конфуция вспомнить: если тебе плюют в спину, значит, ты впереди.

Корсунский выжидательно посмотрел на Владимира Васильевича.

— Ну как? Беретесь?

— Проблема в принципе знакомая. Когда-то в молодости я проходил спецкурс именно по этой задаче, чтобы всегда играть на опережение. В прежние времена готовили капитально. Но такую задачу невозможно выполнять, базируясь в предбаннике.

— О! — воскликнул Синягин. — Это замечание говорит о полном понимании сути дела. Владимир Васильевич, везде, где позволяют обстоятельства, вы будете в зоне видимости и слышимости. Мы с вами сработаемся.

— А когда можно осмотреть загородный дом?

— В любое время, я не нужен. Супруга будет предупреждена, она все объяснит.

На обратном пути из Покровского-Стрешнева Корсунский сказал:

— Вовремя нам вас рекомендовали. Сперва возраст напугал, отнекивались. А видите, как получается? В масть! — Помолчав, перешел на другую тему: — Теперь ясно, почему он назначил встречу в квартире. Чтобы с нами один на один. И без прослушки. Да! Имейте в виду, что по его просьбе Макухин эту квартиру недавно проверил спецсредствами. Это придется делать каждые три месяца. — Снова помолчал и опять о другом: — А побывали-то мы у него словно на черствых именинах. Мог бы налить по рюмочке «Мартеля».

5

Новые обязанности нарушили привычный ритм жизни бывшего телохранителя Вовы. Синягин все чаще вызывал его на различные заседания и совещания, в которых принимал участие, и Владимир Васильевич окунулся в атмосферу административно-бюрократических тёрок, поражаясь той изобретательности и изощренности, с какой солидные, богатые люди отстаивали свои интересы.

Он, конечно, понимал, что Иван Максимович зовет его именно на такого рода «собеседования», а есть и другие, более спокойные, даже дружеские, где он не нужен. Не говоря уже о высоконачальственных сходках, куда доступ Владимиру Васильевичу был закрыт. Но обилие «тёрок» удивляло. На них он присутствовал в зале заседаний под видом секретаря — «крыша», которую изобрел для него Синягин.

Он мотался с Иваном Максимовичем по различным финансовым, частным и государственным учреждениям, поражавшим дороговизной интерьеров, — эти люди словно состязались роскошным убранством конторских зданий и помещений. Кто-то просто показывал свое богатство и значимость, другие, угадывал Владимир Васильевич, пускали пыль в глаза демонстративной роскошью, их интерьерные «приколы» были чем-то вроде манишки на голом теле, под фраком.

Это была интересная публика. Как правило, «секретарь» Синягина, которого тот изредка подзывал, якобы нашептывая поручение или передавая некую бумагу, сидел в сторонке, у стеночки, выбирая наиболее обзорное место, теряясь в шлейфе помощников, экспертов. За редким исключением, круг заседавших был одним и тем же, просто собирались они в разном составе. И опытный на распознавание людей Владимир Васильевич быстро вычислил этот круг, разделил его по отношению к Синягину, а еще по степени активности, лукавства, многословия и других качеств, какими проявляет себя человек, поглощенный важной дискуссией, иногда забывающий маскировать свой интерес демагогией и между слов раскрывающий истинный замысел. Люди, погруженные в горячий обмен мнениями, порой в формате спора, не всегда улавливают эти случайные проговорки двоедонных личностей. Но Владимир Васильевич, непричастный к сути дела, их ухватывал, потом «докладал» о наблюдениях Ивану Максимычу, который в таких случаях нервно поглаживал руками остатки волос и говорил:

— Ах он стерва ярко-синяя! — Почему-то этот цвет символизировал для него нечто зазорное. — Чую, защипанный пирог, дело темное, но не мог понять. Вроде в его интересах вопрос гнём, на словах он «за», а оказывается, у него другой расчет. Вот он и саботирует.

Но постепенно, из-за повторяемости сюжетов, Владимир Васильевич, человек самодошлый, отчасти спознался с новым делом. Точнее сказать, начал оценивать позицию Синягина и его партнеров со своей точки зрения, разумеется не вдаваясь в частности и технические детали, которых не понимал. Оценка шла по одному критерию: здраво ли, полезно ли для дела, или, наоборот, при внешнем поддакивании идет скрытое торможение. Эти нюансы он чувствовал прекрасно. видимо, от природы его так устроили, что он чутьем отличал истину от фальши, пусть и прикрытой пламенным красноречием. Случаи, когда «да», за которым на самом деле крылось если не откровенное «нет», то невысказанное сомнение, чреватое проволочкой, были не так уж редки. И однажды вечером за тарелкой «музыкального» супа — денег хватало и на ресторан, но он, как лесной зверь, привык ходить к водопою одной тропой, не любил менять правила жизни, — Владимир Васильевич глубоко задумался над тем, что как раз правила жизни он и начинает менять. А потому необходимо понять, что происходит.

Внезапно возникший новый интерес все глубже затягивал его. Касался бы вопрос шкурных дел — тут все просто, он без раздумий отказался от доплаты, предложенной Иваном Максимовичем, быстро сообразившим, что приобрел ценного помощника. Денег и без того хватало. Но этот интерес не был связан с баблоцентризмом или карьерными планами — кататься на социальных лифтах поздно, — он поселился в душе как бы самостоятельно, и ее непривычное состояние требовалось осмыслить. Не имея на этот счет опыта, он для начала решил вспомнить памятные эпизоды, повлиявшие на его самосознание. И с удивлением обнаружил, что вспомнить-то нечего — сплошь монотонная работа сторожевого пса. Бывали, конечно, нестандартные ситуации, но о них забавно анекдотить в кругу старых друзей за рюмкой водки, только и всего.