Джерри Спинелли - С любовью, Старгерл

– Как тебя зовут? – спросила она.

– Старгерл.

Девочка разинула рот:

– Старгерл ? Что это за имя?

– Я сама его себе выбрала.

Она усмехнулась.

– Имя себе не выбирают.

– А я выбрала.

Девочка стояла передо мной, часто моргая. Веник застыл в ее руках.

– А тебя как зовут? – спросила я.

– Я ненавижу свое имя.

– Уверена, мне оно понравится.

– Эльвина.

– Клевое, – похвалила я. – Необычное такое. Как в старину.

– Ага, подошло бы для названия вида пончиков.

– Эльвина… – повторила я, припоминая. – Это ты каждую неделю относишь пончики Бетти Лу Ферн?

Она сверкнула на меня глазами:

– Ну, если и я, дальше что? Что не так?

Я пожала плечами:

– Да ничего, просто спросила.

Эльвина указала пальцем на мой блокнот:

– Что, твой стих и правда обо мне?

– Возможно. Я еще не решила. Вот сижу и прикидываю, достаточно ли ты для этого интересная. – Я скосила на нее взгляд. – А сама ты как думаешь?

– Я скучная.

– Скучных людей не бывает, – рассмеялась я.

– И я воняю.

Снова расхохотавшись, я взяла ее за руку и понюхала:

– По-моему, нормальный запах.

– И я уродина.

– Вовсе нет. Не слушай этих мальчишек.

– Ненавижу мальчишек. – Девочка подняла веник и выставила его перед собой словно автомат. Затем отступила и стала поливать закусочную воображаемыми пулями из веника, оглашая помещение очередями возгласов. – Переубивала бы их. Выстроила бы в шеренгу и скосила бы: трат-та-та-та. Каждого. Тысячи! Миллионы!

– Потребуется много боеприпасов, – заметила я.

– Ненавижу их, – повторила Эльвина и принялась снова подметать пол.

Я некоторое время разрисовывала лист блокнота. А когда подняла голову, увидела, что осталась в зале одна – все ушли в заднюю часть помещения.

И тогда…

Вчера шел снег. Сегодня кругом белым-бело. Я натянула сапоги и отправилась к Волшебному холму пешком. Он казался издали чистым и безупречным на вид – как новенький лист белой бумаги. Я ступила на поле, сделала буквально один шаг – и остановилась.

Что же я делаю?

Чистейшая белизна ослепительна в лучах солнца – редко когда увидишь подобную красоту. И кто я такая, чтобы в нее вторгаться, разрушать ее? Падает снег. Планета Земля шепчет: « Вот, это мой тебе дар ». А что мы творим с ним? Мы его разгребаем. Сдуваем. Счищаем. Сгребаем. Убираем с пути. Отбрасываем к обочинам. Есть ли в мире зрелище уродливее и грустнее, чем десятидневная снежная груда? Это уже даже не снег. Месиво.

Не происходит ли и с нами что-то подобное, Лео? Если так, то лучше уж мне никогда тебя больше не видеть. Когда-то наши отношения были так же свежи, как это ослепительно-белое поле. Давай пообещаем друг другу, что, если встретимся вновь, не станем сгребать и отбрасывать наш вновь выпавший снег. Не превратимся в месиво. Останемся таким полем и растаем вместе, когда солнце снова прогреет землю, а вокруг станет тепло и хорошо.

Я осторожно отступила, аккуратно вынув ногу из единственного следа на снегу, который успела оставить, и ушла.

Я увидела первый в этом году цветок. Крокус. Он бодро выглядывал из-под куста и словно говорил: «Привет! А вот и я!» Лиловая капелька радости и новой надежды. Я заплакала. В прошлом году таким крокусом была я, я пробивалась к небу и расцветала любовью и счастьем для тебя, для нас.

Что только ухудшило мое состояние – рядом в этот момент стояла Пуся.

– Почему ты плачешь? – спросила она.

Я изо всех сил постаралась улыбнуться.

– Это слезы счастья. Видишь, первый цветок!

Она очень серьезно, как бы изучая, осмотрела мое лицо, а затем покачала головой:

– Враки-каки.

Несмотря на грусть, я рассмеялась.

– Где ты такое услышала?

– Папа всегда так говорит, когда я ему вру. Я часто вру.

– А я не вру.

– Враки-каки!

– Ну ладно, я соврала.

Она поизучала мое лицо еще немного, и глаза ее тоже увлажнились.

– Это из-за твоего парня, да? Ты из-за него расплакалась?

– Нет.

– Враки-каки. – Она топнула ножкой. Разозлилась. – Он тебя бросил!

Я покачала головой. Говорить уже не могла.

– А вот и да! Бросил ! – Ее маленькое личико как-то сморщилось, и она крепко прижалась ко мне.

Вернувшись домой, я достала из повозки еще один камешек. Осталось три.

По кому в Аризоне я сильнее всего скучаю?

1. По тебе.

2. По Арчи.

Для тебя Арчи – просто старый «охотник за окаменелостями», бывший преподаватель, ушедший на покой и поселившийся в Майке. Разговаривает со своим возлюбленным кактусом – сеньором Сагуаро, собирает ребят, и тебя в том числе, на заднем крыльце своего дома, покуривает трубку и ведет заседания вашего Ордена Каменной Кости. Для меня это все тоже важно – я до сих пор ношу костяную подвеску, – но еще важнее другие его уроки. Знаешь, моя мама никогда специально не приглашала его помогать мне с домашним обучением. Он сам вызвался. И именно он предложил мне первый список тайных предметов. Ничего из того, что я от него узнала, не пригодилось мне при сдаче государственных экзаменов штата Аризона. Он вообще давал больше вопросов, чем ответов. Но с ним я всегда чувствовала себя очень уютно, как дома – причем не у него дома, и даже не у меня, а дома в этом огромном мире. Арчи для меня – как третий родитель.

По Дори Дилсон.

Многие из ребят в старшей школе Майки были настроены против меня изначально. Другие от меня отвернулись. Только Дори не сделала ни того, ни другого.