Кристоф Хайн - Чужой друг

Другой анекдот. К врачу приходит мужчина и жалуется на импотенцию. Тот отвечает:

— И слава богу. Радуйтесь, что у вас все позади.

Ох уж эти медицинские анекдоты. С тех пор как я понимаю их подоплеку, мне от них невесело. Это, пожалуй, тоже следствие самоанализа: если понять причину смеха, то смешно уже не будет.

Впрочем, все это для меня не важно. А безразличие — вполне надежная защита.)

Карла передала мне, что звонил Генри. Она сказала ему, что у меня ночная смена, и Генри обещал перезвонить позже.

Неделю назад Генри уехал в Прагу. Его послали знакомиться с тамошними реставрационными работами. Восстанавливался какой-то памятник архитектуры, кажется театр. Генри хотел позвонить из Праги, но прошла неделя, а звонка все не было.

Неожиданно Генри объявился сам. Было часов десять вечера, когда он пришел ко мне на работу. Я сидела в приемном боксе «Скорой помощи». Туда как раз заглянул знакомый врач из гинекологического отделения, и мы говорили о наших окладах. Гинеколог рассказал, что у них с женой деньги у каждого свои. Иногда они дают друг другу взаймы, и тогда долг нужно возвратить точно в срок и, разумеется, полностью. Деньги — табу, святая святых, подлинно интимная сфера. Супружеская постель — это примитив, архаика, современный брак располагает более утонченными формами общения.

Когда Генри вошел, мой коллега поднялся. Я представила их друг другу. Сдержанно улыбаясь, они переглянулись, затем выжидающе посмотрели на меня. Несколько лет тому назад я попыталась бы разрядить напряженную паузу какой-либо банальной фразой, наболтала бы ерунды, а потом злилась бы на себя. И все ради того, чтобы избежать неловких пауз. Теперь это прошло. Я научилась справляться с трудными ситуациями, не унижаясь до глупостей. Мне иногда даже нравится нервная, наэлектризованная тишина, очевидная неловкость, стремительно нарастающее напряжение, с которым растет и желание покончить с нелепой паузой, но это тем труднее, чем дольше она тянется.

Генри принялся рассматривать стеклянные шкафы. Мой коллега кашлянул. Он все еще стоял здесь. Пробормотав наконец о делах и о том, что не хочет нам мешать, он облегченно вздохнул, подмигнул мне и вышел. Генри спросил, кто это был, и, не дожидаясь ответа, сказал, что этот человек ему неприятен. Я промолчала.

Генри рассказал о Праге. Он извинился, что не позвонил. В гостинице заказов на междугородные разговоры не принимали, а на почте пришлось бы ждать не меньше двух часов. Глупо ведь, попав на несколько дней в Прагу, часами сидеть на почте, разве нет? Генри приехал ко мне прямо из аэропорта. Я предложила принести для него кофе или что-нибудь поесть. Он отказался.

До половины двенадцатого дежурство шло спокойно. Медсестра вызывала меня всего два раза, причем ненадолго. С остальным она справлялась сама.

Я лежала на кушетке, Генри сидел рядом и рассказывал. Я прислушивалась скорее к его голосу, чем к словам. Пододвинувшись поближе, Генри начал расстегивать мою блузку. Я велела ему прекратить. Он никак не мог понять почему. Я сказала, чтобы он шел домой: оставаться здесь на ночь ему нельзя. Но Генри не послушался, тем более что назавтра ему не надо было идти на работу.

За несколько минут до полуночи пришли муж и жена. У женщины был невроз сердца. Она уже несколько дней спала сидя. Я сняла электрокардиограмму, сделала обезболивающий укол и объяснила, что причиной невроза обычно бывает затянувшийся стресс. Я деликатно поинтересовалась у женщины, как дела на работе и дома. Но она все-таки разнервничалась. Никаких проблем на работе у нее нет, и все ее очень ценят. У нее прекрасная семья, и ей незачем притворяться больной, чтобы муж уделял ей побольше внимания. И все-таки боли в сердце объясняются каким-то нервным расстройством, сказала я, а женщина покраснела и закричала, что никому не позволит делать из нее психопатку.

— Да я и не делаю, — вздохнула я.

Я дала ей таблеток. Они вряд ли помогут, но и не повредят. Женщина заявила, что обратится к другому врачу. Я не возражала. Бессмысленно лечиться у врача, которому не доверяешь. Женщина вышла из кабинета, не попрощавшись. Ее муж устало поднялся. Похоже, он мало что понял.

— Если вы правы, — произнес он наконец, — то дело плохо. Тогда ей никакой врач не поможет.

Я кивнула. Из коридора послышался визгливый голос женщины. Она звала мужа.

— Да-да, иду! — отозвался он. Подойдя к двери, он остановился и вопросительно посмотрел на меня.

— Ваша жена поправится, если сумеет взять себя в руки. Вероятно, что-то нужно изменить в семье. Наши возможности тут невелики, — сказала я.

— Не знаю, хватит ли у нее сил, — пробормотал он.

Жена снова позвала его. Он подал мне руку, поблагодарил и вышел из кабинета.

Потом пошли «ночлежники». «Скорая помощь» привозила людей с травмами, пьяных. Они сидели в коридоре: одни ждали перевязки, другие — отправки домой. В двух боксах лежали пьяные — беспомощные и окровавленные. Время от времени кто-либо из них начинал шуметь, тогда санитар или медсестра прикрикивали на него. После осмотра и перевязки их отпускали домой или увозили в полицию.

В половине первого полицейские привезли троих мужчин, чтобы мы сделали анализ крови на алкоголь. Один из них грозился, что мы еще о нем услышим. Другой лихорадочно дышал ртом и ужасно волновался. Когда я попросила его засучить рукав, он шепотом пообещал мне пятьсот марок, если я помогу. Так прямо и сказал: смухлюйте там как-нибудь. Я громко велела ему помолчать. Мужчина оглянулся на полицейского, который равнодушно смотрел в нашу сторону, и замолчал. Выходя, он с ненавистью посмотрел на меня.

Я попрощалась с Генри и отослала его домой. Мне не хотелось, чтоб он торчал здесь всю ночь. К тому же теперь было не до него. Мы поцеловались, и я обещала позвонить ему рано утром.

Мне не нравилось, когда Генри смотрел, как я работаю. Он отвлекал меня. Полмесяца назад Генри пробыл на дежурстве всю ночь. Ему было любопытно, и он напросился ко мне. В тот раз я работала с бригадой «скорой помощи». В мои обязанности это не входит, мне и ночных дежурств в поликлинике хватает, но один знакомый попросил отдежурить за него, и я согласилась. В ту ночь нас вызвали на танцы. Случай был серьезный, диспетчерская послала сначала одну бригаду, а потом и нашу.

Танцы были устроены в заводской столовой. Машина посигналила, и сторож открыл заводские ворота. Мы заехали во двор и встали рядом с другой машиной «скорой помощи». На втором этаже гремела музыка. Несколько парней глядели на нас из открытых окон и что-то кричали, но музыка заглушала их голоса.

Пострадавшие сидели в гардеробе на первом этаже. Их осматривал врач из первой бригады. Рядом стояли двое полицейских и кучка парней. Пострадавшие тупо смотрели на них. Они были пьяны. В основном травмы оказались пустяковыми. Накладывать скобки было поздно. Я поздоровалась с врачом и спросила, чем могу помочь. Двоих парней посадили в машину, чтобы отвезти в поликлинику. Одному, видимо, сломали переносицу, нужен был рентген. У другого, похоже, были сломаны два пальца. Кого-то перебинтовали, кому-то наклеили пластырь. Работы не так уж много, вторую машину вызывать не стоило. Ребята, толпившиеся вокруг пострадавших, подняли их со стульев и, подталкивая, отвели к воротам.