Редгрейн Лебовски - Прыгай [litres]

Не дожидаясь ответа, он крепко прижал Хельгу к себе. Ее сердце подпрыгнуло и забилось быстро-быстро. Сжав ладонь Оливера, Хельга опустила другую руку ему на плечо. Так они неспешно двигались в такт мелодии, привлекая внимание прохожих. Хельга положила подбородок на плечо Оливера и закрыла глаза, стараясь не замечать ничего вокруг.

– Все на нас смотрят, – прошептала она, не выдержав чьих-то перешептываний.

– Прекрасно, – невозмутимо ответил Оливер.

Его ладонь нежно скользнула вверх по ее спине.

– Напомни, почему мы это делаем?

– А почему бы и нет?

– Весомый аргумент.

Музыка завораживала. Кружась в танце, Хельга и Оливер совсем забыли о времени. Они наслаждались этими мгновениями, растворяясь друг в друге, до тех пор, пока куранты на городской ратуше не начали отбивать первые секунды новых суток.

– Я рад, что встретил тебя сегодня, Лола. – Оливер немного отстранился.

Хельга не находила слов. Оливер смотрел на нее с такой нежностью, что становилось трудно дышать. Он наклонился и коснулся губами ее лба.

– Это был замечательный вечер, – прошептала Хельга.

Оливер что-то ответил, но она не разобрала ни слова и вопросительно взглянула на него. Вместо того чтобы повторить, он наклонился и поцеловал Хельгу – уже не по-дружески в щеку или в лоб, а по-настоящему, страстно, почти жадно. И Хельга могла поклясться, что этот поцелуй – самое правильное, что когда-либо с ней случалось. В груди все сжалось от эмоций. Она прильнула к Оливеру, чувствуя, как бьется его сердце. Мир исчез. Музыка, люди, вся Вселенная просто растворились без следа. Поцелуй длился, казалось, вечность. И эта вечность была прекрасной.

– Тогда на крыше ты сказал, что у тебя есть сотни слов, – со счастливой улыбкой прошептала Хельга. – Я хочу услышать хотя бы первую дюжину.

Оливер провел пальцами по ее щеке и тоже улыбнулся. Хельга вблизи рассматривала его лицо, вглядывалась в едва заметные детали: бледную россыпь веснушек, крошечную родинку возле носа, маленький шрам на подбородке. Помедлив, Оливер тихо произнес:

– Иногда мне кажется, что я люблю тебя уже целую вечность…

– Здравствуйте! – поздоровалась Хельга, когда доктор Новотный вошел в палату.

Была вторая половина дня, и в коридоре больницы, как обычно, царили шум и суета. Прикрыв за собой дверь, доктор кивнул в знак приветствия и открыл коричневую папку с историей болезни Хельги.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, остановившись напротив.

Хельга одернула бесформенную больничную рубашку. Последние дни боль в груди беспокоила ее не больше обычного, никаких изменений. Мельком взглянув на маму, сидевшую в углу палаты, Хельга бодро ответила:

– Хорошо.

Изучив несколько страниц с последними данными обследований Хельги, доктор обратился к ее матери:

– Вы не могли бы ненадолго оставить нас наедине?

– Это обязательно? – нервно переминая пальцы, поинтересовалась та.

– Нет, но желательно. Я хочу задать Хельге несколько вопросов о ее физическом и эмоциональном состоянии. Она должна быть максимально искренней, а как показывает практика, дети редко говорят правду в присутствии родителей.

Мама неохотно поднялась. На нее больно было смотреть. С тех пор как Хельга оказалась в больнице, мама похудела, осунулась и словно постарела лет на десять.

– Останься, – сказала Хельга.

– Уверена? – уточнила мама.

– Да.

Учитывая мамин характер, каждое слово, сказанное Хельгой, потом могло быть использовано против нее. В последнее время их отношения не ладились: мама никак не могла смириться с происходящим и с собственной беспомощностью. Но Хельга не хотела ее выгонять.

– Тогда начнем. – Доктор достал из нагрудного кармана ручку. – Опиши свои болевые ощущения в течение последней недели по шкале от одного до десяти.

– Два. Иногда три.

Отметив что-то в записях, он продолжил:

– Случалось ли тебе пропускать прием лекарств?

– Нет, ни разу.

– Как часто ты выходишь из дома на прогулку?

Хельга задумалась: можно ли считать дорогу в «Pronto!» и назад прогулкой?

– Почти каждый день, – ответила она.

– Прекрасно. – Господин Новотный кивнул. – Бывают ли у тебя угнетающие мысли, чувство безысходности?

– Вам обязательно это спрашивать? – возмутилась мама.

– Это стандартная форма диагностики пациентов, столкнувшиеся с неизлечимым заболеванием. – Он оторвался от заметок, а затем обратился уже к Хельге: – Бывают?

– Вы имеете в виду, задумываюсь ли я о том, чтобы покончить с собой?

– И это тоже…

– Нет, никогда.

Доктор сделал очередную запись и задал следующий вопрос:

– Ты чувствуешь себя одинокой?

– Нет.

– Ты чувствуешь себя комфортно в кругу семьи?

Вопрос застал Хельгу врасплох. С одной стороны, можно ли чувствовать себя комфортно, когда родные страдают из-за тебя? А с другой… они очень стараются помочь ей достойно пройти все испытания. И в первую очередь всегда думают о Хельге, а потом о себе.

– Абсолютно. – Хельга краем глаза заметила, как мама выдохнула с облегчением.

– Рад это слышать. – Доктор Новотный закрыл папку. – Данные твоего кардиомонитора позволяют сделать хорошие прогнозы, Хельга. С прекращением тренировок и началом медикаментозной поддержки твоя болезнь прогрессирует намного медленнее. Если ты будешь регулярно принимать лекарства и еженедельно проходить обследования, можешь и дальше оставаться дома.

– Это лучшее, что я могла сегодня услышать. – Хельга улыбнулась и потянулась к своим вещам, которые лежали на стуле возле кровати. – А можно вопрос?

– Конечно.

– Несколько дней назад началась учеба. Можно ли мне вернуться в гимназию? Я пока не решила, просто хочу знать, могу ли это сделать, если вдруг… Ну вы понимаете…

Доктор задумчиво пригладил и без того аккуратно уложенные волосы.

– Я бы не советовал этого делать. Стресс, связанный с возвращением в коллектив, недосыпание, четкий режим дня и эмоциональная встряска тебе противопоказаны. Это может повлиять на состояние твоего здоровья, ухудшить его. Если ты чувствуешь, что нуждаешься в дополнительном общении, в больнице дважды в неделю собираются группы поддержки. Я могу уведомить кураторов о твоем визите.

– О, это прекрасная идея! – одобрительно закивала мама. – Почему мы раньше об этом не подумали?

Хельга помрачнела и, схватив свои вещи, слезла с кровати.

– Потому что это ужасно, – отрезала она и скрылась за ширмой для переодевания.

Мама молчала. Несмотря на то что ее явно распирало от желания «улучшить» Хельге жизнь, она из последних сил сдерживалась. Это угадывалось по косым взглядам, плотно сжатым губам и возмущенному сопению. Притормозив на перекрестке, мама забарабанила пальцами по рулю.