Пэм Дженофф - История сироты [litres]

– Пора идти, – шепчу ему я, выходя из домика.

Когда я иду по заднему двору, то снова замечаю Астрид. Она подзывает меня. На долю секунды я решила, что наше совместное выступление смягчило ее гнев. Но, когда я приближаюсь, вижу, что ее глаза все еще горят от ярости. Она выхватывает у меня Тео.

– Я буду скучать по этому, – говорит она, прижимая его к груди.

– Астрид… – Я пытаюсь найти слова, которые могли бы все исправить, но не нахожу их.

– Просто уходи, – командует она, возвращая мне Тео. Он издает протестующий крик. – По крайней мере, теперь мне не придется больше с тобой видеться. – Ее слова режут, как нож, и когда она разворачивается и уходит, я понимаю, что больше никаких прощаний не будет.

Я делаю несколько шагов за ней. Мне невыносимо уходить, зная, что Астрид ненавидит меня. Но у меня нет выбора. Я обещала Люку, что мы встретимся в девять, всего через пятнадцать минут. Я должна отыскать его.

Из шатра раздается музыка. Из громкоговорителя раздается голос Эммета, так непохожий на голос его отца. Я оглядываюсь с благодарностью. Цирк был для меня раем – он стал мне домом и убежищем, чего я совсем не ожидала. Даже сейчас, когда он разрушается и идет ко дну, цирк – это семья, самая настоящая из тех, в которых мне доводилось жить. Есть ли надежда на то, что когда-нибудь я снова почувствую себя так же, как здесь?

Затем я расправляю плечи и ухожу прочь с Тео на руках. Будет ли он помнить что-то из этого? Усилием воли я заставляю себя не задерживаясь пройти мимо вагонов. Бегу, низко нагнувшись, чтобы меня не было видно, стараясь не слишком сильно трясти Тео. «Быстрее», – слышу я голос Астрид у себя в голове и, набирая скорость, направляюсь на восток, в ту сторону, куда указал мне Люк. Я хотела бы скрыться за деревьями, но земля здесь голая, открытое пространство. Кто-нибудь может увидеть нас в любой момент и спросить, почему я убегаю. Я заставляю себя замедлиться, идти нормально, пытаясь выровнять дыхание.

Когда я приближаюсь к карьеру, а смех и аплодисменты позади меня затихают, меня с новой силой охватывает сомнение. Как мы выживем вдвоем в лесу, у нас ведь ничего нет? Я отгоняю опасения в сторону. Я хочу уйти с Люком. Я вижу перед собой нашу совместную жизнь, он обещал ее мне. Несмотря на все мои страхи, нас будет двое, мы будем сплоченной командой, будем бороться за свою жизнь и за жизнь Тео. А без него я буду одна – снова.

Теперь мы уже далеко ушли от цирка. Земля становится каменистой, наклон – резким. Я прижимаю Тео к себе, крепко, пробираясь по крутому склону. Тропинка, по которой я шла, заканчивается грубо высеченной каменной ямой. Люк сказал, что будет ждать меня здесь во время антракта.

Но возле карьера никого нет.

Еще рано, говорю я, успокаивая себя. Осматриваю куст между камнями на противоположной стороне карьера, думая, что он может прятаться за ним. Но ветки неподвижны, ветра нет.

Проходит пять минут, затем десять. Люка все еще нет. В моей голове проносятся возможные причины: он потерялся, ему пришлось вернуться, чтобы убедиться, что за ним нет хвоста. Возможно, он заболел. Тео начинает хныкать, от усталости или, быть может, от голода.

– Ш-ш-ш, – успокаиваю его я, опуская руку в карман, чтобы достать припасенное для него печенье. – Еще чуть-чуть.

Я смотрю на яму, на пустое плоское пространство. Ужас охватывает меня и оседает камнем в желудке. Люк не придет.

Как такое возможно? Мы ведь точно договорились. Меня охватывает паника. Возможно, с ним что-то случилось. Я видела его всего несколько часов назад. Он просил, нет, умолял, чтобы я пошла с ним, и был так счастлив, когда я сказала да. Он передумал и решил, что мы с Тео – это слишком тяжелая обуза. Или, возможно, Астрид была права все это время. Я застыла у холодного темного карьера, слезы щиплют мне глаза. Я такая глупая, и меня снова бросили.

Затем что-то касается моей щеки. Тео поднимает взгляд на меня, его мягкие пальчики тянутся ко мне, как в ту ночь в лесу, когда я забрала его из вагона. Воспоминания о той ночи вспышками появляются у меня в голове: маленькие крепко сжатые кулачки, которые никогда не раскроются, руки тянутся к маме, которой больше нет. Картины, которые я не могу держать в себе. Изо рта раздается всхлип. Я не плакала, когда мой отец открыл дверь и выставил меня на мороз, без вещей, с одним лишь кошельком в руках. Не плакала, когда увидела вагон украденных младенцев, мертвых и умирающих. А теперь слезы текут ручьем, и я горюю по всему одновременно. Прикладываю ладони к глазам, пытаясь остановить видения, но это не помогает. Эта ночь и этот вагон останутся со мной навсегда. Я спасала Тео не только ради него самого, это был мой шанс хоть как-то искупить вину.

Возможно, у меня все еще есть шанс на искупление. Я вспоминаю Астрид, она стоит передо мной, протягивая мне пропуск на свободу. Она так зла, не думаю, что она готова будет отдать мне его теперь. В глубине души я не хочу забирать у нее единственный шанс на выживание. Но я обязана попытаться ради Тео.

Я смотрю на небо. «Нет пути назад», – сказала однажды Астрид. Она права. Я больше не могу рассчитывать на Люка, так же как не могла рассчитывать и на свою семью. Я найду место, где Тео будет в безопасности, где у него не отнимут цирк, лишь потому что он еврей, где люди не будут смотреть на него косо. Мне нужен не Люк, и даже не родители. Мне нужен свой собственный дом.

Я оглядываюсь в сторону шатра. Если я уйду сейчас и попаду на финальный поклон, никто, кроме Астрид, не поймет, что я уходила. Я могу спросить ее о пропуске после выступления. Я перекладываю Тео на другой бок. Теперь он плачет навзрыд, его крики прорезают ночь, пока я иду по склону прочь из карьера.

– Ш-ш-ш, – утешаю его я. И в последний раз с надеждой оглядываюсь в сторону, откуда должен был прийти Люк. Не увидев никого на том месте, я разворачиваюсь и иду обратно к цирку.

Я снова у шатра. Но вспомнив о том, какая ярость была на лице Астрид, когда я уходила, я замедляюсь. Что я могу сказать, чтобы она простила меня? На заднем дворе я слышу музыку последнего номера, радостные звуки труб, мелодия поднимается наверх. Цирк собирается для финального поклона. За занавесом вижу площадку, на которой обычно стою я, и представляю озадаченное лицо Герды, которая должна стоять рядом. Она, должно быть, удивится, увидев, что меня нет на месте. Меня переполняет тоска, я должна пойти туда, к месту, которому я принадлежу, в последний раз стоять со своей цирковой семьей. И хотя мне грустно, что Люк не пришел и мы все равно скоро уйдем, я не могу не радоваться, что я снова дома.

Но когда я приближаюсь к шатру, мое счастье куда-то исчезает. В воздухе стоит странный запах, как будто кто-то перегрел карамельную кукурузу, только сильнее. В носу защипало – это запах гари. Где-то – и очень близко – начался пожар. Я вспоминаю бомбардировку, звуки которой мы услышали во время нашего номера. Бомбы не попали по ближайшим сооружениям, но, возможно, дело в осколке или даже в сигарете, беспечно выброшенной на пол. Пожар в шатре? Мы всегда так заботились о безопасности. Поднимая глаза наверх, я вижу, как на ткани совсем рядом с центральной мачтой что-то мерцает: пламя становится больше прямо у меня на глазах. Никто, похоже, еще не заметил: ни зрители, остающиеся в шатре, ни артисты, выходящие из него. Никто, кроме меня.