Эстель Маскейм - Темная сторона Кая [litres]

Отдуваюсь, но шаг не сбавляю.

Да, можно было бы пойти к миссис Дилейни и все ей рассказать, но дело зашло слишком далеко, и я хочу сейчас только одного: убраться отсюда куда подальше. Меня начинает трясти, но я убеждаю себя, что это только холод.

Прохожу мимо корпуса начальной школы, мимо пожарной части и церкви. Иду быстро, не понимая, куда именно, пока не оказываюсь у кладбищенских ворот. Дальше – по дорожке. Пытаюсь вспомнить, где повернуть. Последний раз я была здесь несколько месяцев назад. Надгробия засыпаны снегом, надписи на некоторых не разобрать, и я злюсь сама на себя за то, что ищу так долго. Останавливаюсь, перевожу дух, снова оглядываюсь. Занесенное снегом кладбище выглядит иначе. Теперь я иду медленно, проверяю каждый камень и наконец нахожу то, что нужно.

Сметаю с надгробия свежий белый снег. Под ним открываются вырезанные в камне слова:

Дебора Мерфи

5 сентября 1979—18 августа 2016

Любимая жена, мать, дочь и сестра

Любим и скорбим

Опускаюсь на колени, и слезы уже бегут по замерзшим холодным щекам. Обветренные губы дрожат, волнуется грудь, из горла рвутся всхлипы.

– Мне так жаль, – шепчу я и плачу. – Мне так жаль, мамочка.

Сколько же ошибок я наделала за те два года, что живу без нее, без ее совета и указки. Сколько раз молила о внимании отца, пыталась отвлечься, притворялась другой, не такой, какая на самом деле. Я больше не узнаю́ себя. Накачиваюсь пивом, пропускаю без всяких причин занятия. Я столько наговорила и столько наделала такого, о чем теперь жалею. Сквозь пелену слез смотрю на низкое, затянутое серыми облаками небо и представляю, что мама смотрит на меня оттуда. Как бы она огорчилась. Я не та дочь, которую она воспитала.

Мама растила меня хорошим человеком. Учила быть внимательной к людям, улыбаться, стараться делать как лучше. И я старалась. Правда, старалась, но оказалось, что это так трудно. Папа едва помнит, что я существую. Ему тоже тяжело, горе придавило его, и он позабыл, что у него две дочери, которым нужен родитель. Я сглупила с Харрисоном, и теперь по миру гуляет дурацкое видео, которое будет следовать за мной всю жизнь. Я даже поцеловала прошлым вечером Кая, который вовсе не хотел меня целовать. Поцеловала, сама не соображая, что делаю.

За спиной у меня хрустит снег; я слышу чьи-то шаги, а потом кто-то садится рядом. Поворачиваю голову и вижу Кая. Холодно так, что слезы как будто примерзли к щекам. Кай подтягивает к груди колени и смотрит прямо передо мной, на надгробие.

– Твоя бабушка?

Сердце сжимается, я опускаю голову и смаргиваю подступившие к глазам слезы. Кай, наверно, не рассмотрел даты, так что приходится его поправить. Произнести вслух.

– Мама, – хрипло выговариваю я. – Аневризма головного мозга.

– Ох… – В его голосе слышится удивление. Не ожидал и не знает, что думать. Всего лишь позапрошлым вечером я сказала ему, что мама на работе. Он снова смотрит на камень.

Господи, я соврала даже о маме. Отказала ей в правде. Худшей дочери просто не может быть. Закрываю руками лицо и плачу. Внутри все дрожит. Я всегда говорила себе, что я сильная, что никогда не опускаю голову и всегда иду вперед, и вот надо же так сорваться. Наверно, это напоминание о том, что я человек.

Опускаю руки и снова смотрю на Кая.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю сквозь слезы и шмыгаю носом. Думала, я здесь одна. Только я, мама и снег. Чувствую себя такой уязвимой, такой беззащитной, даже еще более беспомощной, чем в понедельник, когда все увидели то видео. Как будто меня раздели и выставили перед всеми.

– На велосипеде в такую погоду в школу не поедешь, пришлось идти пешком, так что опоздал. – Он говорит негромко, но смотрит на меня, как будто пытается понять боль в моих глазах. – Ты как раз выбежала, и мне показалось, что тебя что-то расстроило. Вот и решил пойти следом. Извини. Что-то случилось?

Я вытираю слезы и качаю головой.

– Всего лишь Харрисон и Ноа. Хотели преподать мне урок. Запугать. Ерунда. – Я пытаюсь представить все так, будто ничего особенного не произошло. Нападение в комнате уборщика. Для меня – новое падение. Но говорить об этом не хочется. А еще не хочется вовлекать в это Кая.

Он смотрит на меня с недоверием и качает головой.

– Ерунда, однако ж ты в слезах.

– Слезы не из-за них, – бормочу я, и отчасти это правда. Я плачу из-за всего. Слишком много сделано ошибок. Все идет не так, как надо, и виновата в этом я одна. Я как будто мчусь на обреченном поезде навстречу собственной гибели и не могу стащить себя с него. – Просто с утра все пошло как-то наперекосяк.

К моему удивлению, Кай придвигается ближе, так что нас уже не разделяют даже дюймы, и просовывает руку в мою рукавичку. Я смотрю на наши переплетенные пальцы и молчу. Кай тоже молчит. Только ветер шумит вокруг. Казалось бы, такой ничего не значащий жест, но в нем столько тепла и близости. Словно камень скатывается с груди.

– Ладно, я здесь, с тобой. Может, расскажешь о ней? О твоей маме.

Смотрю на него сквозь туман слез и вдруг понимаю, что еще никто не просил меня поговорить о маме. Большинство, наверно, думают, что все осталось позади, все пережито, и я иду дальше. Я прохожу по школьным коридорам с поднятой головой и приклеенной улыбкой. Бываю на вечеринках и на футболе, часто оказываюсь в центре внимания. Я счастлива, так? А на самом деле – нет. Это все притворство. Просто я не хочу, чтобы все спрашивали, как у меня дела, в порядке ли я, не хочу ли поговорить.

– Мы потеряли ее два года назад… – Я останавливаюсь, вдыхаю свежего воздуха, снова смотрю на надгробие перед нами. – Совершенно неожиданно. У меня как будто земля из-под ног ушла. В нашей семье все на маме держалось, а как ее не стало… В общем, с тех пор у нас как-то не очень хорошо получается.

Я опускаю глаза – Кай снова держит мою руку и осторожно массирует ее большим пальцем. Чувствую, что он смотрит на меня, но сама посмотреть на него не могу. Слушает участливо, не перебивает и не торопит, дает возможность подумать, подобрать слова. Я благодарна ему за внимание, потому что никогда не говорила о маме вслух, никогда не признавалась, что нам плохо без нее, что у нас ничего без нее не получается.

– Папа… – Я снова спотыкаюсь. – Он сильно изменился и теперь совсем не тот, что был. В последнее время я вообще с трудом его узнаю. Он как будто тонет в своем горе, и ни до меня, ни до сестры ему и дела уже нет. Иногда мне кажется, что со смертью мамы умерла и какая-то часть его самого.

– Ты скучаешь по ним? – спрашивает Кай и застает меня врасплох этим по ним, а не только по ней . И только теперь, после его вопроса, я вдруг с полной ясностью осознаю всю правду: мне не хватает не только мамы, но и папы тоже. Я скучаю по нему, хотя это и звучит, может быть, странно, потому что я вижу его каждый день. Утром я встречаю его на кухне, и мы молча маневрируем друг возле друга; вечером я вижу, как он курит в кресле в гостиной; и каждый раз я замечаю, как его уносит все дальше и дальше от меня. Без него я не чувствую себя в безопасности, мне недостает заботы и любви. За эти два ужасных года я лишилась их обоих, мамы и папы.